Крошка, ты продаешься!

Маркус задумчиво потёр подбородок, после не спеша подошел к дивану, поднял бутылку виски, сделал глоток… Алекс, расслабившись, пропустил момент, когда Маркус сделал рывок в его сторону, схватил за руку и сдернул с дивана так легко, будто Алекс был плохо набитой тряпичной куклой. Маркус потащил его за собой. Алекс ожидал быть просто-напросто выставленным на улицу в холодную мокрую ночь босиком, но вот перед глазами показалась какая-то грязная узкая дверь, похожая на вход в погреб или подвал, а после и стрёмная, уходящая вниз лестница.

Алекс мгновенно испугался, забуксовал ногами, но Маркус все равно втолкнул его туда, практически протащил по выщербленным ступенькам. Под собственной тяжестью дверца наверху захлопнулась, и их тут же окружила темнота.

– Эй! Какого хрена ты творишь?!

Алекс трепыхался, пытаясь одновременно вывернуться из стальной хватки Маркуса и пнуть его, если повезет, то куда-нибудь, где будет больнее. В полной темноте это сделать не удавалось. Все это было каким-то абсурдом: Алекс не понимал, в какой момент его жизнь свернула настолько не туда, что он оказался запертым в подвале со злющим выпившим Маркусом Хейккинненом, когда мог сам сейчас накидываться в своей квартире в Куусиссаари.

Однако Маркус снова удивил его.

Потянул тот Алекса чуть в сторону, подпихнул ему под ноги стул.

– Садись, – приказал он.

Дезориентированный в пространстве Алекс не стал возражать, ухватился за пластиковую спинку и нащупал ладонью сидушку.

– Свет включается на стене слева, – почти у его уха хмыкнул Маркус, и Алекс невольно потянулся в его сторону, однако пальцы схватили воздух. Он услышал быстрые тяжелые шаги, короткий проблеск света наверху и снова хлопок, отрезающий его от мира. Маркус запер его в темноте, теперь сомнений в этом не было.

Алекс выдохнул, огляделся. По очертаниям предметов можно было определить, что это действительно был подвал: вокруг громоздились коробки, тюки, инструменты, стоял сложенный сейчас стол для пинг-понга, висела груша.

– Какого хрена?! – повторил Алекс, не понимая, что это значит.

Страха не было. Он знал Маркуса всю жизнь: тот был заразой, хулиганом и гадом, но точно не был маньяком. Иначе бы в их маленьком городке об этом быстро прознали – сплетни здесь передавались по воздуху с космической скоростью. Чего только он добивался, заперев Алекса здесь?

– Эй! – Алекс крикнул в сторону двери. – Это похищение! Тебя растерзает толпа моих фанатов, до суда не успеешь доехать!

Конечно, ответом ему оказалась тишина. Где-то вдалеке послышался грохот очередной захлопнувшейся двери – кажется, Маркус просто-напросто ушел, оставляя его в подвале своей мастерской совсем одного.

Алекс наощупь добрался до нужной стены, благо глаза уже привыкли к темноте, и щёлкнул выключателем – совсем тусклый свет озарил маленькую пыльную комнату.

Кажется, тут собрали всё на случай войны или катастрофы: помимо того, что Алекс уже приметил, тут обнаружились велосипед, старое кресло-качалка, принадлежности для барбекю, стеллажи с консервами и даже упаковка баночного пива из местного супермаркета. Но было еще кое-что, заставившее Алекса застыть и с ужасом уставиться на противоположную от себя стену: там висел сильно выцветший плакат – пожалуй, самая первая фотосессия «Paremmuus», со старым составом и нулевой популярностью. Тогда их ещё не приглашали в хорошие клубы, а это промо было снято на средства, собранные малочисленными фанатами. Собственное лицо сейчас казалось слишком молодым и совсем не похожим на нынешнего Алекса Лааско, хотя даже там Алекс выглядел дерзко – или по крайней мере старался. Но странно, конечно, было не это, а то, что этот древний плакат висел здесь, в мастерской ненавистного ему Маркуса Хейккиненна.

На ум снова пришли слова Маркуса.

– Был влюблен, – глупо произнес вслух Алекс.

Это не могло быть правдой. Не после всего того, что было между ними в прошлом. Из всех школьных врагов Алекса Хейккиннен был самый личный, самый главный. Он олицетворял собой общество, которое не принимало Алекса, в его руках всегда была власть над слабыми.

Часто Алекс думал о том, что Маркусу было бы достаточно только шевельнуть пальцем и вся школа бы перестала его ненавидеть. Так происходило с теми парнями, которых он выбирал себе в бойфренды. Они сразу становились популярными, интересными, всем нужными. Алекса Маркус не выбирал никогда.

И тем страннее было видеть свое лицо в его доме. Алекс смотрел на себя и невольно улыбался: очень самоуверенно было в те годы назвать группу таким претенциозным словом. Тогда Алекс мог только мечтать о самой толике превосходства – не больше. Плакатов напечатали тоже немного – интересно, как один из них вообще попал к Маркусу? И почему, если то, что он сказал – правда, их история разыгралась по самому худшему сценарию?

Он подошел ближе и протянул руку: бумага была скользкой и прохладной на ощупь. Почему Маркус держал этот плакат в подвале? И зачем показал его Алексу, заперев здесь?

Ответов у Алекса не было.