Белеет ли в поле пороша,Желта ли, как лист табака,Моя посиневшая рожаПро это не помнит пока.А в кузнице – словно в парилке,К тому же я пил не ситро.Пропорция пива к горилкеПримерно ведро на ведро.Про порцию сала… Так сало —Оно либо есть, либо нет…Какая-то нечисть плясала,Рогатый плешивый брюнет.А я ему: «Эй, смуглолицый»И в горло вминаю клинок.Летим, говорю, до столицы.Нужны… чечельнички для ног.Весь пол изгваздал и обшарпал.Убил бы, да пачкаться влом…Потом я с ним возле Шушар был,Ну это за Царским Селом.В карете висел на подножке.Штормило. Не выпал едва.Потом попросил босоножкиУ Кати под номером два.Я думал, что сцену закатит,Когда как последний кретин,Сказал, что в России из КатекПолянская[3] – номер один.В карманы не лазил за словом,На что мне сказали: «Свинья» —Ну эти… Потемкин с ОрловымПо-моему, оба – князья.Всучили мне драные лаптиИ пару потертых лосин.Потом керосинили в Лахте:Их водка – как наш керосин.У Кати такая осанкаИ лапти, как шуба с плеча…Потом прибежала Оксанка,Дала мне стакан первача.Что значит родная пшеница,Не то что чухонская хрень…На ком я собрался жениться?Не помню – мозги набекрень.