Кривая речь

С комсоргом в Ленкомнате квасим,
И я заявляю ему:
– Давайте, товарищ Герасим,
Утопим в канаве Муму.

А он говорит:
– Мы поднимем
Вопрос на совете бюро.
И если решение примем,
Возьмем у парторга добро.

Дадим порученье юннатам.
Они разберутся с Мумой:
Придушат шпагатом, канатом,
Бечевкой, тесьмой с бахромой.

А я стеклотару снесу-ка.
В лопатнике нет ни гроша…
А вдруг она славная сука?
– Да чем же она хороша?!

Она Комисарову Клаву
Гоняла, как бобик свинью.
Не Верку – козу и шалаву,
А зама и пома твою.

Меня не пустила в апреле
Ну в этот… газетный киоск.
А знаешь, как трубы горели.
И трубы, и печень, и мозг.

Наносит отродье шакала
Урон комсомольским рядам:
Тимуровцев так напугала,
Что те расплескали «Агдам».

Забрала у них папиросы,
Загнала на дальний погост.
И все комсомольские взносы
Пошли этой твари под хвост.

Герасим из кресла извлекся.
Погнал не поземку – пургу.
Сказал:
– От тюрьмы я зарекся,
А вот от Мумы не могу!

Дворняга, а сеет крамолу!
Я выбью из задницы зуд!
Над этой врагом комсомола
Я сам учиню самосуд!

Герасим нетвердой походкой
Крадется и ловит Муму.
Он дышит портвейном и водкой,
А ей не понять что к чему.

Косит перепуганным глазом.
В зрачке трезвый разум горит.
И вдруг человеческим басом
Комсоргу она говорит:

– Я не люблю летальных аппаратов[2].
Мне Свидригайлов веников не вяжет.
Еще далеко мне до патриарха.
Оставьте мой компотик мне на третье.
Я купола проветривать пойду…

Потом была зашторенная тачка.
Она увязла в топкой колее.
Всклокоченная бегала собачка.
А врач отметил: белая горячка.
Тлетворный запах Пугача В. Е.

Герасима три дня бросало в дрожь.
Увы, не всех комсоргов время лечит.
Во сне собака прыгала на плечи
И лаяла: «Умрешь! Ядрена вошь!»
И он скончался, пал на поле сечи.
Пила на панихиде молодежь.
Всю ночь звучали пламенные речи.

И я там был, подкармливал Муму.
Она облезлым хвостиком виляла
И думала: сошлют на Колыму,
Придется где-то слямзить одеяло.

Вакула (жестокое похмелье)