Критический эксперимент

Я выпил. Егор начал рассказывать, как идёт война, и я тут понял, что история уже пошла наперекосяк. Наши, как ни странно, воевали вяловато. Несколько раз победив Фридриха и столкнувшись с постоянной трусостью и вероломством австрийцев, они в основном удерживали занятые позиции. Фридрих тоже предпочитал их не задевать, видимо, дожидаясь кончины Елизаветы и вступления на престол преданного ему Петра III.

— Французов Фридрих бьёт в хвост и в гриву, — витийствовал Егор. — Они думали, что англичане у них пойдут Ганновер забирать, откуда ихний король родом и коим они владеют, а англичане на Ганновер наплевали и стали у французов колонии воевать. Да просчитались они: им бы с королевской армией драться, где порядка нет совсем, а все командующие назначены королевскими блядями. А в колониях французы не те, дельные и смелые. Пошли англичане Канаду брать, да никто из них оттуда не вернулся, только один офицер приплыл, которого отпустили собирать деньги на выкуп пленных. Французишки-то хитрые. Мы сами, де, денег за пленных не берём, а вот наши индусы американские требуют. Да, тем более, французам повезло: командующего там убили, а американские офицеры у них дельные, не то, что парижские.

Люди поржали над уловкой и над шуткой о везении, и Егор продолжал:

— А в Индии французы наголову разбили англичан. Будь у французов ещё и король поумнее, и флот посильнее, они бы им везде жару дали. Но и сейчас заволоков им наставили на самые причинные места. Словом, выпьем за благо честных союзников, и за погибель нечестных.

Выпили. Егор продолжал:

— А тут у нас самое гадюшное место. Вокруг поляки, торговать местные купцы ездят сейчас с ними да с цесарцами. Дальше Копенгагена плавать они боятся, англичане их с превеликим удовольствием похватают. А цесарцы да поляки нашим немцам всякие каверзы строят. Поляки смотрят на нас так, что только и жди удара в спину. Слава Богу, король у них честный, а то паны давно уже поскакали бы Кёнигсберг брать, да даже если бы взяли, хрен бы потом его Фридриху отдали.

— А взяли бы? — спросил один из чиновников.

— Фигу бы они взяли! Но неприятностей много причинили бы, — уверенно сказал Егор. — Ну что ж, выпьем за нашего губернатора. За императрицу нам пить не по чину, да и рюмки потом придётся бить, а они здесь медные, трудно будет! — пошутил Егор.

Я ещё раз выпил. И тут вдруг вспомнил один из вопросов генерала к Егору.

— Пафнутий, а ну, признайся, как на духу, возвращали ли вы деньги кому-то?

— Пару раз было, Антон Петрович. Жалко было немцев: бедные, а дело-то их не выгорело.

— Да ты что! — закричал Егор. — Чтобы из своих рук деньгу выпустить? Ну и дураки же вы все!

— А немцы говорят, что умные. Уже пошли разговоры, что мы честные чиновники, и люди к нам потянулись.

— Ну ладно, — вздохнул Егор. — Всё равно к вам пойдут лишь у кого дело почти что чисто, а у таких денег мало. А на меня хватит и немцев, вообразивших себя жуликами. Уж русского-то обжулить у них кишка тонка!

Я отметил, что генерал был прав дважды, но тут разговор перешёл на меня, верней, на Шильдершу.

— Уже трёх постояльцев она выгнала, мы тут спорили, сколько ты продержишься? А ты все живёшь и живёшь.

— Выгнала она их потому, что они дураки были. А тебя не выгнала, поелику ты этих хитрецов и умников хитрее и умнее оказался, — неожиданно сказал Егор. — Вы стали к ней приставать, а она вся из себя честная и скромница. Такую скромницу нужно не трогать, вести себя тихо, и тогда она сама к тебе в постель прыгнет.

"Ну и пройдоха! Всё вычислил", подумал я, а все воззрились на меня. Я хотел сказать "No comments", но вовремя удержался от несвоевременного выражения и только уткнулся в кружку. Пьяная компания загоготала.

А затем пошёл какой-то кошмар. Егор уж постарался напоить меня. Лишнего я не болтал, и под стол не упал, но домой плёлся в страшном состоянии, блевал на каждом углу. Всю ночь мучился, а Шильдерше, видно, было не впервой за пьяными ухаживать. Она мне чего-то выговаривала, а я почти ничего не понимал: весь немецкий отшибло.

Утром я, весь бледный, собрался в присутствие. Шильдерша хотела налить мне пива, но я отказался, сказав правду, что на спиртное теперь долго смотреть не смогу. Если кто из чиновников и пришёл, то в состоянии не лучшем. Генерал, зная русских людей, поругался для порядка, а потом дал каждому из начальников по одному простенькому делу, и велел потом убираться и не пугать немцев своим видом и запахом. Меня он заодно чуть-чуть похвалил за смелость и вновь вздохнул: "Не при пере тебе бы ходить, а при шпаге".

Мне действительно пришлось идти в застенок. Поскольку грабили меня, я не имел права вести дело грабителей, но с меня сняли показания и заставили их опознать, после чего я поплёлся спать домой. А Шильдерша выставила мне счёт на 8 гривен и 8 копеек за уборку и уход.

Кант