– Дорогая, – сказала она и кивнула на пастора, который под каштаном разговаривал с директором филармонии, – не хочешь поблагодарить вон того господина за прощальную речь? Скажи, что твою мать очень тронули его слова и цитата из Библии.
Катарина проводила Диану умиротворенным взглядом, после чего посмотрела на юношу так, будто на его месте стоял вконец обнаглевший слуга.
– Ты всерьез полагаешь, что останешься в нашем доме после того, что сделал с отцом и нами? Мой бедный муж, чего он только от тебя ни натерпелся! Это была семья Мейер. Ты переедешь к ним.
– Но… я его наследник.
– Ради бога, ты ничего не получишь. Как законная супруга, я имею все права на дом. А ты переезжаешь к приемным родителям. Документы готовы. Отец все подписал накануне смерти, включая завещание в мою пользу.
– Как… – прошептал юноша, и у него на глазах выступили слезы.
– Ты – отродье с преступными задатками, к тому же психически больное, – продолжала Катарина тоном, от которого юноше стало страшно. – Думаешь, я не замечала, как ты подглядывал, когда моя девочка принимала душ и сидела в туалете?
Такое было просто невозможно. Диана всегда запирала ванную. Даже в своей комнате юноша слышал, как щелкал замок. Катарина лгала; она давно уже распускала о юноше сплетни. Вот почему сегодня люди на него так странно смотрели, даже Кристиан Хус.
– Диана лжет! – закричал юноша так, что немногие задержавшиеся на кладбище стали оглядываться. В отчаянии он толкнул мачеху в грудь, чем та не замедлила воспользоваться и, как подкошенная, рухнула на землю. После этого она несколько дней пролежала в постели якобы из-за вывиха бедра.
А юноша убежал, что только усугубило его положение. Теперь он стал скрывающимся от правосудия преступником.
Часть IV
Глава 65
Арне буквально сгорал от нетерпения изнутри, но внешне сохранял спокойствие и не слишком торопился в комнату для допросов, где его ждал Кристиан Хус. Некоторое время комиссар курил во дворе, обдумывая свою тактику. Сценарий, который он решил на этот раз опробовать, сам Штиллер называл «Сказочник». Он кивнул, словно в подтверждение собственных мыслей, загасил окурок в пепельнице и вернулся в здание полиции.
– Как долго ты собираешься его там мариновать? – спросил Бернхард, заставший Арне на кухне за кофейной машиной.
– Уже иду. – Комиссар повернулся и поднял две чашки кофе. – Придержишь мне дверь?
Бернхард закатил глаза, но в конце концов проводил его к комнате для допросов.
– Почему не отвечали на звонки? – начал Арне и поставил на стол две дымящиеся чашки.
– За что меня задержали? – в свою очередь, спросил Хус.
Вместо ответа комиссар кивнул на чашки.
– Могли бы, по крайней мере, сказать «спасибо». Из собственного опыта знаю, что проще облегчить душу за кофеином или алкоголем. Поскольку алкоголь здесь запрещен…
– Чего вы хотите?
– Всего лишь рассказать вам одну историю.
– Что?
Арне ожидал недоуменного возгласа. Если в прошлую их встречу Хус выглядел неважно, то теперь темные круги под глазами и высохшая кожа делали его и вовсе похожим на зомби.
– Пожалуйста, попробуйте. – Арне снова показал на кофе. – Моя коллега давно пытается извести меня этим напитком, но до сих пор безуспешно.
Пойло оставалось безвкусным даже после двух ложек сахара. Тем не менее, глотнув, Арне причмокнул губами. Но по-настоящему удовлетворенным почувствовал себя не раньше, чем когда Хус, попробовав из своей чашки, болезненно скривил рот. Главное удовольствие было впереди.
– Жил-был один отец с выдающимся музыкальным талантом…
– Что здесь, черт возьми, происходит? – Взгляд Хуса выдавал желание выплеснуть кофе в лицо комиссару.
– Жил-был один отец с выдающимся музыкальным талантом, – повторил Арне, – и была у него дочь… ну чистая куколка… Очень может быть, – продолжал комиссар, – что кому-то девочка казалась слишком развязной. А кто-то не считал ее слегка оттопыренные уши красивыми. Но для отца она была лучшая девочка на свете.
– Послушайте, – снова перебил Хус, – это такая шутка со скрытой камерой, да?
– …лучшая на свете, – возвысил голос Арне. – И все шло просто замечательно у этого отца. У него был дорогой рояль, любимая жена, чертовски огромный дом и, конечно, замечательная дочь, чьи цвета воронова крыла волосы он так любил наматывать на палец, когда брал ее на руки. Но совершенство – иллюзия, и отец понимал это, как никто другой. Он ведь был одаренный музыкант, у которого время от времени тоже проскальзывали фальшивые ноты, но который ценой упорного труда все-таки наловчился очаровывать публику своей игрой.
Тут Арне впервые сделал паузу. Хус молча смотрел на него.
В комнате для допросов стало тихо до жути, так что комиссар почти услышал, что думает о нем Бернхард, следивший с двумя коллегами за ходом допроса из соседней комнаты. А именно, что комиссар утратил последние остатки здравого смысла.
– Совершенный мир отца обрушился в одночасье, когда самое дорогое существо упало в пруд и утонуло.
– Прекратите… – возмущенно прошептал Хус, но Арне только покачал головой и мягко улыбнулся.