Крепость во тьме

По мере приближения к Портсмуту до него доходили известия о восточном войске. Последние остатки могущества Эль-Мюрида готовились к походу домой. Возле города расположилось войско итаскийцев, готовое взять на себя власть после ухода солдат Востока.

Новости запаздывали на несколько дней. Он прибавил шагу, не желая обнаружить по прибытии, что его добыча ускользнула другим путем.

Похоже, недружелюбная судьба наконец сжалилась над ним, и ему улыбнулась редкая удача – он добрался до города в то же утро, когда ушло восточное войско. Четыре долгих часа он прятался на крыше, наблюдая за воинством света.

Старого слепца нигде не было видно.

Желание отомстить осталось неудовлетворенным. Ему хотелось знать, где, почему и как старик распрощался с воинством. Ругая себя за глупость, он последовал за идущими домой солдатами Востока.

Трижды ему удавалось встретить одинокого солдата и расспросить его. Двое вообще не знали Саджака. Третий помнил астролога, но понятия не имел, что с ним стало.

Насмешник кипел от злости, ругая за несправедливость всех богов, которые вели с ним жестокую игру, и требуя от них, чтобы прекратили его мучить и позволили узнать желаемое.

Разочарование его было столь велико, что в одном из Малых королевств, после четвертой неудачной попытки расспросить солдата, он отправился за советом к священнослужителю. Тот ничем не смог ему помочь, поскольку Насмешник отказался подробно изложить свою историю, и лишь сказал:

– Ничто в этой жизни не предопределено, сын мой. Мы живем под покровом тайны, в мире, окутанном неопределенностью. Для тех, кто не верует, жизнь становится нескончаемым путешествием, полным опасностей. Идем, помолимся вместе. Доверься Всевышнему.

Насмешника нисколько не интересовало спасение души, и он покинул церковь, ворча, что никогда не поддастся самому древнему в мире обману. И – возмущаясь наглостью священника, пытавшегося перехитрить выдающегося мошенника.

Он следовал за восточным войском до самого Сахеля.

Насмешник стоял посреди болотистой низины, глядя на бесплодные холмы и вспоминая, как шел через них в пустыню с Ясмид и Непобедимыми. Он не мог проникнуть в эти пустынные земли, не привлекая внимания дикарей Сахеля.

– Горе мне! – воскликнул он после дня раздумий. – Я проклят. Я обречен оставаться напуганным бродягой, вынужденным постоянно оглядываться в страхе, не крадется ли кто-то за спиной.

Снова обругав всех известных ему богов и дьяволов, он повернул на запад, волоча ноги и опустив плечи. Он предполагал, что Браги и Гарун должны быть где-то на побережье.

Два дня спустя он вошел в селение, не тронутое войной. Собаки не рычали и не пытались напасть, лишь залаяли при его появлении. Местные жители не накинулись на него с молотами и ножами, угрожая превратить в собачий корм, если он немедленно не уберется.

Здесь жили последователи веры Эль-Мюрида. Он прибыл в час поклонения Всевышнему, пока муэдзин пел молитву с колокольни церкви, когда-то служившей другому богу. Когда молитвы закончились, местные жители оказали Насмешнику теплый прием, предложив еду и питье и попросив лишь отплатить за их любезность несколькими часами работы.

Работа? Для Насмешника? Это было столь же невероятно, как просить солнце остановиться. Но он все же взялся за работу, удивляясь самому себе, пока помогал чистить конюшню. Он попытался развлечь их несколькими фокусами, но его тут же предупредили, что от тех несет колдовством. Местные жители были консерваторами, которым не нравилось изменившееся отношение Ученика к темным практикам. Так или иначе, им уже показывал все эти фокусы живший в храме старик.

Насмешник выпучил глаза. Старик? Фокусы? Храм? Но… Неужели?.. Нет, не может быть. Такого не бывает. Не могут же боги безжалостно тебя мучить, а потом, когда ты утратил всякую надежду, бросить предмет твоих желаний в пыль у твоих ног? Или все-таки могут?

Он настолько нервничал, что пошел на крайность – принял ванну перед тем, как посетить очередное богослужение. Он выяснил, что старик слеп и еле держится на ногах. Храм принял его из милосердия, и он иногда помогал священнику, получив взамен постель, еду дважды в день и возможность быть похороненным после смерти.

Когда Насмешник об этом услышал, его охватило странное чувство, которое он сперва не мог опознать. Но потом он понял, что ему жаль неизвестного старика-калеку, умиравшего в одиночестве и без любви, которого содержали лишь из милосердия к чужакам.

Чувство это усиливалось, по мере того как приближался час молитвы. Попытавшись понять, откуда оно взялось и что означает, он пришел еще в большее замешательство и даже, как ни странно, испугался. И его не оставляла мысль: в самом ли деле это Саджак?

Он присоединился к двигавшимся к храму верующим. Некоторые отмечали, какой он чистый и опрятный. В ответ он лишь по-идиотски улыбался и отшучивался.