Крепость во тьме

Наконец стемнело. Подождав еще несколько часов, он с отчаянно бьющимся сердцем пробрался к палатке Сиди. Никто ему не помешал.

Ночь была безлунная, но он знал, что стражник лишь сделал вид, будто его не заметил. Что, если у того проснется совесть и он доложит командиру?

– Господин? – прошептал Насмешник, чувствуя, как натянут каждый его нерв. – Это я. Можно войти?

– Давай! Давно пора. Где ты был?

Насмешник проскользнул в палатку:

– Ждал, пока в лагере все заснут.

Он улыбнулся, увидев Ясмид. С собой она привела служанку – непредвиденное осложнение. Сумеет ли он загипнотизировать сразу троих? Подобного он раньше никогда не пробовал. А ситуация, когда речь шла о жизни и смерти, не слишком подходила, чтобы это выяснять.

Словно пытаясь успокоить нервы, он вертел в толстых пальцах монету, она то появлялась, то исчезала.

– Все готовы? – спросил он. – Все согласны? Госпожа? Если кто-то против, я ничего не стану делать.

– Действуй, – улыбнулась Ясмид. – Шут, я пришла, потому что мне интересно. Но мы должны закончить до того, как сменится стража.

– Это не так просто, как ободрать козу, госпожа. Нужно все подготовить.

– Тогда готовь.

В том, кто тут главный, не было никаких сомнений. Уж точно не Сиди. Насмешник едва заметно улыбнулся. Не манипулировала ли Ясмид братом с самого начала?

Он принял позу лотоса:

– Не соблаговолит ли госпожа сесть лицом ко мне? Хорошо. Господин, и ты тоже? – Он похлопал левой ладонью по покрытой ковром земле и кивнул служанке. – А ты сядь здесь, пожалуйста. – Он похлопал правой ладонью. – Господин Сиди и ты, госпожа, внимательно смотрите на меня и на то, что я буду делать. Это невозможно объяснить, но легко показать. Госпожа Ясмид, сосредоточься на этой монете. Выброси из головы все остальное. Не своди с нее взгляда. Видишь, как она вращается в свете свечи? Светлая, темная, светлая как день, темная как ночь… – Голос его стал негромким и монотонным, так что девушке пришлось напрячься, чтобы его услышать. Он уставился в ее глаза, бормоча про монету и тайно молясь, чтобы остальные двое угодили в ту же ловушку. – А теперь наступит сон. Благословенный сон. Забудь обо всех испытаниях, что несет день. Спи. – Он продолжал намного дольше, чем считал необходимым Спарен. Ему требовалась надежность – слишком высока была ставка. – Веки тяжелеют, словно налитые свинцом. Ты не можешь открыть глаза.

Гипноз постепенно затягивал и его самого. Наконец он осмелился взглянуть на Сиди и служанку и понял, что все они у него в руках. Сердце отчаянно забилось. О чудо! Он быстро заговорил, сперва обращаясь к служанке, затем к Сиди, излагая то, что они должны были запомнить на случай, если им помешают извне.

Ясмид он велел обо всем забыть, а потом обратился к ней:

– Сейчас ты увидишь тучного дружка своего брата Сиди с лучшей стороны, и тебе захочется облегчить перед ним душу… Жди. – Помедлив, он пробормотал себе под нос: – Тот знаменитый случай, когда телегу ставят впереди лошади. Чтобы сделать все как надо, нельзя торопиться. Сперва нужно выяснить ее истинные чувства и естественные слабости, а уже затем построить из этих краеугольных камней надежное сооружение.

Он начал расспрашивать Ясмид о ее чувствах, обо всех и обо всем.

– Очень интересно, – пробормотал он полчаса спустя, выяснив, что, хотя она боготворила отца и его идею Царства Мира, втайне ненавидела войну, которую он вел.

Именно война забрала жизнь ее матери, что она считала чересчур большой ценой за мечту. Она восхищалась воинами отца, особенно Насефом, но рассматривала их лишь как орудия чрезмерного нетерпения. Ясмид была убеждена, что идеалы отца непобедимы сами по себе, что они способны завоевать мир за счет присущего им превосходства. Разве жители Запада не записывались в воинство света? Разве вера не нашла сторонников даже среди троенцев? Эль-Мюриду следовало лишь дать им время.

Но и пацифисткой она отнюдь не была. В ней чувствовалась дикая, мстительная жилка. Ей хотелось, чтобы всех роялистов выследили и перебили до последнего. Для нее они были нераскаявшимися орудиями зла и потому заслуживали лишь того, чтобы отправиться к своему темному господину.

Насмешник попытался укрепить ее антивоенные чувства, а затем снова принялся работать над ее отношением к самому себе. Хотелось убедить ее, что он хороший и надежный друг, что она может довериться ему, как никому другому.

Снаружи палатки послышались шаги.

– Господин? Уже пора сменять стражу.

– Одну минуту, – ответил Насмешник, изобразив хнычущий голос Сиди. Поспешно повторив троим то, что они должны были запомнить, он щелчком пальцев разбудил Ясмид и служанку.

– Что с Сиди? – спросила Ясмид.

Мальчик храпел.

– Горе мне! – проговорил Насмешник. – Он вскоре заснул, но я боялся его разбудить, чтобы меня не сочли преступником. На моей родине за прикосновение к королевской особе приговаривают к смертной казни. Будучи по своей природе осторожным, я счел благоразумным оставить его спать.