Крепость

Она перевела взгляд с потолка (часть которого была высвечена светом настенного ночника, висевшего над ее изголовьем, а другая скрывалась в густой тени, вдали от света — почти черноте) на маленький круглый столик с лекарствами. Среди лекарств лежала книга стихов Бетти и стоял стакан, наполненный водой, — с ее съемной челюстью. Когда она вынула зубы, она не помнила и привычно не ощущала отсутствия челюсти. Хотя теперь знала, что рот у нее ввалился и говорить ей сейчас было бы невозможно. Только стонать и кричать. Обидно. Неужели все старики так умирают?..

Она закрыла глаза, продолжая размышлять. Она никогда не видела мать в старости, жила отдельно. Но с матерью она не была идейным товарищем и подругой. А с дочерью была. Дочь она еще увидит. Должна увидеть. Отца и мать она уже никогда не увидит. А дочь должна увидеть. Мать умерла в Аргентине — уже после Октябрьской революции, тогда она уже приехала жить в Москву. А отец поехал умирать на родину, в Юзовку. Преодолел большие трудности — шла первая мировая война. А он бросил семью в Аргентине и уехал. Возвращался через Японию, доехал до Юзовки. Там и умер через неделю. Там была его родина. А у нее? Где ее родина? Она сражалась за интернационализм, за всемирное братство трудящихся. Ее родина была там, куда ее посылала идея. Не считать же родиной, где ее братья и сестры живут. Они живут в рассеянии. Бежали от погромов. Живут кто где. Во Франции, Италии, в Уругвае, в Аргентине. В Аргентине еще и дочь. А здесь сын и внук. Только они связывают ее с жизнью. И дом. Ее дом, который она строила, сколько хватало сил, тоже здесь. Ради мужа, своего любимого, обожаемого мужа. Его давно уже нет. О Исаак, где ты? Почему я не сумела тебя спасти, чтобы ты жил дальше? Ужасно сузился ее круг. Да, дочь, сын, внук. И Лина. На остальных у нее уже нет сил. Полный упадок. Нет интереса. Потому что одна, совсем одна. Нет рядом близких по духу людей. Давно нет. В партийном движении теперь по большей части карьеристы. Она это видит, она не слепая. Она больна и не может с этим бороться. А до самой болезни она работала в госпартконтроле и выступала с лекциями. Отстаивала коммунистический образ жизни. Чтоб жили честно. Сколько она боролась! А ее не ценят, забыли, не пускают сюда дочь.

Она порывисто вздохнула. Всем наплевать! А ведь Бетти столько сделала: переводила Маяковского, Горького, Фадеева, Симонова, Федина, Эренбурга, Пастернака. Она пропагандист советской культуры! А ей не хотят помочь. Не пускают в Советский Союз. Она тоже не нужна. Отработала свое. Всем все равно, что две старухи хотят увидеться перед смертью. Две старухи! Неужели старухи? Мать и дочь! Их разделяет океан. А были молодые. Молодые и красивые. Бетти рано созрела. Как сестры ходили. Все на них оборачивались. Разница в восемнадцать лет. Как сестры. И все же мать и дочь.