Крепость

Какое счастье, что я не удосужился посмотреть этот лагерь, когда уже однажды был в прошлом году здесь, говорю себе, когда Бартль снова пожимает повисшими плечами. Тогда «в городе» — в La Rochelle — была ярмарка. И мы жили в настоящих прекрасных отелях-борделях с плотными ставнями-жалюзями от жары на окнах, роскошными обоями на стенах, воланах с бахромой и кистями, коврами на полу — все плюшевое и пахнущее грехом и развратом. Так я сижу, и втайне жду, чтобы весь этот барачный лагерь взорвался и растворился как приведение, превратившись в ничто. В воздухе висит дымка. Она рассеивает солнечный свет, производя еще более сильное ослепление. Мне видна часть улицы между Бункером и барачным лагерем. Там формируются транспорты OT. Но что еще я там вижу? Там свободно ходят пьяные в стельку, и даже пьяные с женщинами под ручку. И это в светлый день! Сцена вызывает такое сильное отвращение, что я вынужден отвернуться. Так, отвернувшись где-то на 90 градусов, могу смотреть между двумя другими бараками прямо на лагерные ворота. И вижу, как сквозь ворота приближается колонна экипажа подлодки U-730. Она тянется без всякого порядка, будто на экскурсии, по дорожке — у каждого в руке свой узелок. Делаю навстречу этой колонне несколько шагов и жалею, что в руках нет «Аррифлекса»: Я мог бы получить замечательные съемки побежденного оружия. Белесый свет — солнце словно фильтром прикрыто тонкими облаками — безжалостно к людям: с кирками и страшно худым — одетым в поношенное дерьмо вместо одежды… Незаметно для себя присоединяюсь к группе и сопровождаю их несколько шагов. При этом слышу:

— Могли бы спокойно прислать нам какой-нибудь автобус к Бункеру!

— Это как же должен автобус сюда пробраться, ты, засранец! Просто перемахнуть через пути? Или тебя перенести к нему, как самого крутого, персонально?

— Но, вот же, парни из Люфтваффе были на машине…

— Давай топай вперед, на пристань! Ну, ты и тупица!

Невольно спрашиваю себя, откуда эти парни еще берут силу для такого трепа, и в следующий миг слышу голос, уже с раздражением:

— Осмотр во Флотилии — этта, блин, та ищще мысля!

— Каждый раз что-то новенькое!

— Процедура: глубоко на юге!

— Да здесь все кажется, дрыхнут целыми днями!

Что за радость слышать беззлобную ругань этих моряков! Когда основательно осматриваюсь в лагере, настроение мое не становится лучше: Куда бы не обратил свой взор, меня встречают лишь смертельно скучающие рожи. Люди из личного состава базы едва вскидывают руки в приветствии, словно невыносимо ослабли. Между Административными блоками управления базой быстрым шагом движутся два перепоясанных портупеями унтер-офицера, с важным и неприступным видом, с папками в руке: Контора пишет. И по-другому быть не может! Они ведут себя так, как будто положение точно такое, какое было с давних пор и как будто Союзники вовсе еще не высадились.

В то время как я так стою, то в нерешительности переступаю с ноги на ногу: Я должен поговорить с шефом Флотилии и просить его предоставить мне машину. Пусть раздобудет необходимый для поездки бензин. Ведь, в конце концов, моей целью является не La Pallice, а Берлин. И если шефа Флотилии нет, тогда должен посуетиться адъютант и выбить необходимое для поездки.

Но прежде всего, он должен поместить мою сумку в сейф — это, по возможности, только на одну ночь. Моя теперешняя роль — это роль курьера, и именно это должен понять, и по возможности быстро, адъютант, включив весь свой мыслительный аппарат: Эта сумка должна быть самым быстрым способом доставлена в Берлин — а именно мной и никем другим и быть переданной моему капитану третьего ранга.

А потому сбросить с себя эту курьерскую сумку и поискать, есть ли здесь что-то вроде душа — лучше бы ванна, в которой я точно смогу размягчить грязь на своем исстрадавшемся теле.

Здания стоят вплотную друг к другу, каждая лестничная клетка походит на предыдущую, и мне приходится немало потрудиться, пока, наконец, не оказываюсь перед правильной дверью, за которой, по моим расчетам, мог бы находиться адъютант.

Я еще держу руку на ручке двери, когда сообщают, что прибыл шеф Флотилии.

Ну что ж, вхожу!

Но с сумкой курьера в руке я не могу это сделать так просто. Адъютант тоже это понимает. Он берет ее к себе и закрывает в сейфе.

Рядом шумят: Ага, прибыл командир Флотилии.

А он уже орет через закрытую дверь, зовя к себе адъютанта. Когда спустя пять минут никто не появляется, я покидаю офис, беру фотоаппарат и иду к аппелльплацу.

Экипаж уже собран и стоит там под ярким солнцем. Зад брюк у всех свисает вниз. Люди полностью опустились: Если бы они раскинули руки, то смотрелись бы все вместе как чучела — так они исхудали.

Теперь сделать общую панораму всех 50 и всю панораму, а затем поместить в киножурнал. Это будет поразительное зрелище для наших зрителей. Ведь они все еще помнят кадры с героями-подводниками, как те колесят в шикарных черных Мерседесах, наглаженные и разнаряженные и их везут в имперскую канцелярию на торжественный прием. И вот показать в сравнении то и другое, указав: Раньше — и сейчас!