– Что он говорит? – спросил у молодого офицера другой, постарше, который перед этим, сделав довольно широкий круг, объехал вокруг обоза, чтобы убедиться, что волы и бочки не приманка и рядом нет засады. Девятый уланский уже побывал в этой войне в деле – именно он под Ошмянами сразился с авангардом Дохтурова, изрядно пострадав, и это быстро привило привычку во всех случаях к службе относиться серьезно.
– Он говорит, что это русский обоз, и что они с товарищем спрятали его в лесу, чтобы передать нам, потому что они польские шляхтичи, пан лейтенант, – ответил молодой, бросив короткий взгляд на документы, которые взял у Тараса.
– Патриот? – сказал тот, кого назвали лейтенантом, взглянув на Тараса уже без всякого недоверия.
– Не, пан офицер, в бочках горелка, – припоминая, что когда-то он, кажется, пробовал вино с таким названием, что сказал офицер, ответил Тарас. – Добрая, казенная. Мы с паном Мурзаковским проверили… Не отдавать же добрым хлопцам всякую дрянь!
– Кажется, он изрядно пьян, – усмехнувшись, сказал лейтенант.
– Видимо, выпили для храбрости, и чуть-чуть не рассчитали. Дело-то лихое – увести из-под носа у москалей целый обоз! Молодцы литвины!
Оба офицера расхохотались, сделав в знак признания заслуг пана Богуша «под козырек», и тут же отрядили часть улан, чтобы те отконвоировали обоз в расположение бригады.
– Он просил квитанцию, – вспомнил суб-лейтенант.
– У тебя есть чернила, перо, бумага? Дай ему лучше московских денег. И запомни их фамилии, у нас сегодня получится хороший рапорт!
Тарас сказал, что дальше ехать с обозом не может, что им с товарищем нужно домой в Несвиж. Военные не возражали, сдавших имущество «шляхтичей» отпускали на все четыре стороны, но возникли трудности с Амиром. Тот никак не хотел просыпаться. Впрочем, и сам Тарас как-то отяжелел.
Как в итоге разрешилась эта беда, он узнал только утром, проснувшись, разбуженный противным вороньим карканьем, в распряженной телеге на обочине проселочной дороги, где он спал рядом с Амиром, укрытый грубым армейским холстом. Голова раскалывалась, и мутило так, что если бы сейчас Тарас опять увидел тридцать бочек с водкой, его бы, наверное, вывернуло наизнанку. Но от всего обоза осталась только одна пустая подвода да ведро, на дно которого Тарас не решался посмотреть. И еще рыжий пес верно охранял их сон, несмотря на то, что накануне Тарас так не по-товарищески пытался свалить на него вину за недостачу проклятой горелки. Слава богу, их с Амиром собственные кони стояли рядом, мирно пощипывая траву. Тарас торопливо подошел к своему, отвязал притороченную к седлу вместительную баклагу с кленовым соком, не портившимся, потому что в него были добавлены кислые ягоды поречки и проросший овес, стал жадно пить. Как они с Амиром нашли обоз, он еще помнил. Все остальное – очень смутно. Следующее, что полагалось сделать похмельным утром, после того, как утолил нестерпимую жажду, это проверить, все ли на месте. Раскрыв свою подозрительно пухлую торбу, Тарас обалдел, даже головная боль притупилась – так много в ней было денег – десятирублевых российских ассигнаций!
– Так что же это мы, не четверть цены, а целую в Ракове сторговали? – пихая Амира локтем в бок, пробормотал он, после того, как, несколько раз сбившись, насчитал триста шестьдесят рублей или около того. Однако, пошарив у себя за пазухой и не найдя там никаких бумаг, Тарас, начиная что-то смутно вспоминать, понял, что ни в каком Ракове они не были. Ведь вчера ему уже приходилось лезть под свитку, нужно было показать офицеру документ. Ладно бы пропал только тот дорожный паспорт…
– Амир, проснись ты, чурбан татарский! Я письмо панны Ядвиги до пана Константина сгубил! – запричитал он, все настойчивее теребя товарища. – Все из-за тебя, нехристя: «Давай денег выручим! Кралю свою в корчме заберу!»
Амир, наконец, начал подавать признаки жизни. Он приподнялся, посмотрел на Тараса бессмысленным взглядом, который затем наполнился выражением глубокого страдания – и физического и душевного, повернулся лицом к востоку (умение правильно ориентироваться у него, к счастью, сохранилось) и, обхватив голову руками, начал что-то бормотать по-своему. Тарас понял, что Амир ему не подскажет, где искать потерянное письмо, тот, казалось, забыл не только то, что было вчера, но и вообще местный язык. Вздохнув, он сжалился над товарищем и протянул ему свою баклагу. Словно из солидарности, пес принялся лакать дождевую воду из лужи.