Крепь

Всадники, которых Тарас и Амир видели утром, были конными егерями из легкой кавалерийской бригады Пажоля, проводившей разведку перед наступавшей на Минск группировкой маршала Даву. Это шестидесятитысячное соединение было брошено сюда из Вильно после того, как Наполеон понял, что его первый, самый мощный удар пришелся в пустоту. 22 июня объявив с соблюдением всех формальностей войну России и через два дня перейдя ее границу, французский император стал действовать именно так, как и предполагал аналитик российского военного министра подполковник Чуйкевич. Наполеон попытался быстро приблизиться к основным силам российской армии и разгромить их в генеральном сражении. Он предполагал, что это произойдет у Вильно, так как по тогдашним неписаным правилам войны было не принято оставлять столицы без боя, и его более чем двухсоттысячная армия, сытая в авангарде и голодная в хвосте, была там уже через четыре дня. Тем не менее, русские, сохраняя полный порядок, ушли в сторону своего заранее подготовленного укрепленного Дрисского лагеря. То, что оставленный императором Александром город все же столица, Наполеон подчеркнул тем, что на третий день пребывания в Вильно учредил, не обращая внимания на недовольство поляков, Комиссию временного правительства Великого Княжества Литовского. Таким образом, Вильно приобретал статус не просто города, присоединявшегося к Польскому королевству, конфедерацию о воссоздании которого уже успели провозгласить в Варшаве, но столицы отдельного государства, некогда одного из крупнейших в Европе.

Впрочем, пока этот шаг Наполеона был не более чем расстановкой легких фигур для шахматного этюда на политической доске. На самом же деле французский император был разочарован не менее поляков тем, что не удалось сразу прихлопнуть русскую армию мухобойкой, мощнее которой в его руках еще никогда не было. А раз так, пришлось обратить внимание на «муху» поменьше – вторую западную армию Багратиона, находившуюся на начало боевых действий на сто километров южнее первой. Для того, чтобы разделаться с ней, не дав соединиться с армией Барклая де Толли, и двинулся на Минск контингент, составленный из прекрасных пехотных и кавалерийских дивизий. Командовал ими в ситуациях, когда требовались самостоятельные решения, Даву – лучший из наполеоновских маршалов. Не обладавший столь яркими да и вообще какими-либо полководческими достоинствами младший брат Наполеона король Вестфалии Жером, возглавлявший не менее многочисленную группировку на юге, получил от императора разнос за то, что засиделся в Гродно вместо того, чтобы активно действовать против Багратиона. Капризный Жером, уже примерявший на себя польскую корону, позволил себе не слушаться старших. За это он вскоре был наказан – брат «отобрал у него игрушки» – отстранил от командования. Но тогда Жером все же сдвинул с места свой кавалерийский авангард и польский корпус Понятовского.

Таким образом, Багратиону угрожали удары с двух сторон. С третьей стороны его армию едва не погубило указание Александра I резко двинуться на соединение с Барклаем де Толли через Воложин и Вилейку. Этот маневр только увел Багратиона с кратчайшего маршрута движения на Минск, и теперь в этом пункте его мог опередить Даву. По дороге группировка этого маршала чуть не отрезала от основных сил еще и корпус Дохтурова, двигавшийся из Гольшан к Дриссе. Их почти перпендикулярные маршруты пересеклись в Ошмянах, и они едва разминулись, даже поскрежетав друг о друга кавалерийскими авангардами, после чего и у тех и у других появились первые пленные и донесения об одержанной победе.

В тот день, когда Тарас и Амир так чудно посидели в корчме и потом отправились искать новых приключений на свою голову, Наполеон уже неделю занимался устройством завоеванной территории в Вильно, основные силы Даву стояли в Воложине, а Багратион, находясь на пути в Кореличи, получил об этом донесение от своих казачьих разъездов. Учитывая, что с тыла у него уже появилась польская кавалерия из группировки Жерома, как раз в эти часы он принял решение не пробиваться на север, а отступать на Мир и Несвиж, имея в дальнейшей перспективе уже не Минск, а Бобруйск. Таким образом, армии Барклая де Толли и Багратиона двигались в расходящихся направлениях, одна на северо-восток, другая на юго-восток, и расстояние между ними вместо того, чтобы сократиться, вскоре увеличилось в два с половиной раза. Однако это стратегическое обстоятельство, вызывавшее растерянность в русских штабах, еще сильнее било по противнику. Погоня за «разлетающимися мухами» давалась преследователям очень нелегко: плохие дороги, то жара, то дожди, неправильная фуражировка и, как следствие, неимоверный падеж лошадей, наконец, много собственных ртов – все это приводило к огромному количеству отставших, заболевших дизентерией и просто умерших на обочине дороги.