Не было худа без добра. Раскаяние Амира было столь глубоким, что он уже не помышлял о том, чтобы вернуться в корчму, наоборот, стал торопить Тараса в Несвиж, чтобы наверстать время. День, они, конечно, потеряли, зато денег у них теперь было, как у дурней! Собственно, и деньги их были именно для этой категории: Амир верно заметил, что Тарас не умеет читать, если бы умел, обратил бы внимание на то, что заплатить десять рублей «ходячею монетой» по этому казначейскому билету полагалось «Объявителю сей госуларственной ассигнации». Это был, конечно, грубый ляп французского ведомства, ответственного за выпуск фальшивых российских денег, однако дурней в этой стране хватало, и Тарас не стал бы выбрасывать свалившиеся на них с Амиром ассигнации, даже если бы знал, что они фальшивые.
Не бросил Тарас и подводу, оставленную им сердобольными военными (Тарас не сомневался, что это были русские, кто же еще будет платить царскими деньгами?). Он впряг в нее свою лошадь, только казенный холст выбросил от греха. Амир стал ругаться из-за того, что с подводой они будут двигаться медленнее, чем верхом, но Тарас заявил, что после вчерашнего он вообще не может сесть в седло. Так и поехали – Амир, покачиваясь в седле, впереди, Тарас, полулежа на телеге, за ним. Рыжий пес, поняв направление движения, забежал в авангард. Кажется, Тарас накануне его хорошо покормил. Состояние было такое, что даже ругаться не было сил, и снова зарядившего дождя не заметили. Может быть потому, что по обеим сторонам дороги стеной встал глухой сосновый бор. Капли дождя терялись где-то в смыкающихся над дорогой густых серебристых кронах, не достигая земли, где, будь то солнце или дождь, было всегда примерно одинаково, царила постоянная тень, как на дне глубокого ущелья.
Через несколько часов, когда лес остался позади, впереди показалась деревня. Два десятка старых курных хат с соломенными крышами поднимались по пригорку к светлым и темным полоскам лиственного и хвойного леса, волнами сменяющим друг друга до самого горизонта, словно вырезанные из плотной бумаги декорации хорошей батлейки.
Все жители деревни собрались толпой в одном месте. Черный сытный дым плыл над их головами, затуманивая открывшиеся Тарасу и Амиру прекрасные декорации. Горел большой дощатый лабаз – русский продовольственный склад. Лошади казаков, делавших это кощунственное для хлебороба дело, были до предела навьючены мешками с зерном, больше увезти с собой казаки не могли. А то, что нельзя увезти, полагалось уничтожить, чтобы не оставлять неприятелю. Таков был приказ командования, местному населению также строго-настрого запрещалось выделить хоть толику. И казаки не позволяли крестьянам подойти к горящему складу. Те, впрочем, и не пытались. Но и разойтись по домам не могли, просто стояли и смотрели, как кошка, которая терпеливо может несколько часов сидеть перед закрытой дверью в ожидании, что ее в конце концов когда-нибудь впустят. Склад, запасы которого могли бы спасти несколько таких деревень в голодную зиму, уже сейчас маячившую перед здешними людьми, догорал, и некоторые казаки уже покидали пепелище, вытаптывая своими лошадьми еще не созревший урожай.
– Ховай, Амир, свою саблю, покуда нас эти казаки за нее не порубали! – раздраженно сказал Тарас.
– Лучше ты прячь свою телегу, видишь, им добро увозить не на чем! – огрызнулся Амир, и Тарас должен был признать, что татарин прав.
– Давай-ка, браток, оба в лесу сховаемся. Пора коней накормить, да и себе каши сварить, – сказал он, и они поспешно свернули с дороги.
Так и двигались еще три дня, всех опасаясь и ото всех прячась, ругаясь из-за телеги, которую Тарас упорно не хотел бросать, потому что, как он выразился, седло стерло ему всю задницу. Они не знали, что в Несвиже, куда они так упорно шли, располагается армия Багратиона, отдыхающая там после непрерывного изнурительного десятидневного марша, а стало быть, искать там пана Константина было бессмысленно. Они не знали, что весточкой от пана был отдаленный звук стрельбы, который они услышали 9 июля, стороной объезжая Столбцы. Стреляли западнее, со стороны Мира. Там казачий корпус Платова пытался обеспечить Багратиону относительно спокойные дневки в Несвиже.
То, что это пальба, а не кожухи от пыли вытряхивают, понял Амир, который когда-то бывал с паном на большой, как военные маневры, магнатской охоте. Узнав такое, Тарас предложил скорее опять спрятаться, но Амир сказал, что стреляют далеко и можно потихоньку ехать дальше.
А пан Константин в это время во весь опор гнал своего коня в противоположную от них сторону, молясь всем святым о том, чтобы остаться в живых. Он никогда не был счастлив так, как этим утром, когда в самой первой шеренге передового эскадрона третьего уланского полка, рядом с командиром эскадрона подполковником Яном Суминским проезжал под стенами Мирского замка. Он заслужил эту честь. Несколько дней он ехал из Несвижа в сторону Гродно навстречу войскам Жерома. И он встретил идущих в авангарде польских улан из дивизии Рожнецкого не с пустыми руками.