Что оставалось той девочке с розовыми волосами, у которой больше никого не было? Я верила Майе, когда она говорила, что пробежала ради меня половину квартала на скорости, которой позавидовал бы сам Усейн Болт.
Долго смотрю в лицо Майи Канингем, которая шепчет: «Не смотри, не смотри», обнимая розоволосую девочку, а после разворачиваюсь и впервые ухожу, по чернильной улице вдаль. Впервые мне хочется увидеть, каким действительно был этот квартал и куда вела эта тупиковая стена, если ее перепрыгнуть. И так ли далеко нужно бежать. Но это ведь только сон, а не гугл-карты.
Впервые в жизни я просыпаюсь без криков и слез. Просто распахиваю глаза, потому что кошмар закончился, как фильм в кинотеатре. В моих воспоминаниях нет этой улицы, я знать не знаю, как выглядит этот квартал, ведь, черт возьми, ни разу не нашла в себе силы заявиться в то место, что вижу в кошмарах вот уже семь лет подряд.
Кровать рядом со мной пуста, в комнате темно. Но дверь приоткрыта. И я слышу голоса, от которых мой пульс опять зашкаливает. Даже семь лет ненависти не смогли вытравить моих к ним настоящих чувств, которые родились из детской обиды.
Смахнув простынь с кровати, обматываюсь ею и бесшумно ступаю босыми ногами по коридору. Сначала ищу в тенях по углам нового Цербера у моей спальни, но никого нет. Похоже, парни теперь не подпустят ко мне никого из мужчин.
— Разве я просил трахать ее, Медведь?
Из-за голоса Ворона я замираю, останавливаясь на полпути. Судя по нечеткой речи, он пьян, но еще больше в его голосе неприкрытой боли.
— Я попросил только отвести и запереть ее наверху! Какую часть приказа ты не понял? Когда это я просил спать с ней?
Распахиваю дверь, и все слова улетучиваются из моей головы из-за картины, которую вижу. Ворон лежит на диване, полуголый, в одних боксерах. В руках бутылка с водкой, а на лопатке рана в два пальца толщиной, которую и зашивает Медведь.
Они вовсе не собирались убивать друг друга, как я решила, поспешив сюда. Ворон выпил, чтобы процедура прошла менее болезненно и правда, которая не давала ему покоя, вырвалась наружу.
Подхожу ближе, крепче затягиваю на груди узел от простыни, и тянусь к бинтам и перекиси.
— Что с ним? — спрашиваю Медведя, потому что знаю, что Ворон не собирается мне отвечать.
Обрабатываю кожу вокруг раны, пока Медведь делает последний стежок и, отрезав нитку, убирает медицинские приборы в сторону.
— Ворон ищет смерти.
Мне так сильно хочется его обнять в этот момент, но боюсь причинить ему боль. Медведь заклеивает рану большим специальным пластырем и забирает из рук Ворона бутылку.
— Больше не понадобится.
— Он сильнее нас, Медведь, — отзывается глухим от боли голосом Ворон. — Не знаю, чьи силы на его стороне, но Белласта постоянно опережает нас на два шага вперед. Скоро он загонит нас в угол. И ты знаешь, что это значит.
Медведь кивает, останавливая свой взгляд на мне.
— Кейт… Раз уж мы выяснили, кто есть кто, то не вижу смысла ходить вокруг да около. Ты больше не можешь оставаться здесь, с нами. Это опасно. Мне жаль, что так вышло со всеми теми коробками в столовой, и что ты не сможешь их даже распаковать, но тебе лучше уйти. Я не отпущу тебя просто так, только передам из рук в руки твоей семье. Но где они? Может, уехали из Штатов? Я искал по всем каналам, но не нашел даже упоминания о твоем брате.
Еще одна деталь головоломки находит свое место.
— Вы можете сами отвезти меня к ним. Завтра. Это не далеко.
Я никогда не ходила на кладбище, где их похоронили, а Майя никогда не настаивала на этом. Впрочем, адрес я знала.
Медведь выглядит удивленным и расстроенным. Похоже, он думал, что я буду спорить, как и всегда, а еще захочу остаться. В его глазах я очень легко согласилась с тем, что мне пора оставить их, и это ранит его.
— Верни мне бутылку, — произносит Ворон. — Мне все еще больно.
— Начни носить бронежилет, а не глушить раны водкой, которые мне приходится потом штопать прямо на тебе, — парирует Медведь.
На миг прикрываю глаза. Фатализм, помноженный на ревность, так себе коктейль. Представляю, что будет, если я действительно уеду.
— Я знаю хороший способ заглушить твою боль.
Провожу рукой по голому плечу Ворона, но вместо того, чтобы сесть к нему на колени, пересекаю комнату и, вытянувшись, целую опешившего Медведя.
А потом поворачиваюсь к нему на миг.
— Ты ведь предпочитаешь наблюдать, верно? С радостью устрою для тебя еще одно шоу. Прощальное. Я ведь уеду завтра.
Ворон играет желваками, переводя взгляд с меня на Медведя. Хваленый самоконтроль трещит по швам, но все еще держится. И тогда я дергаю за узел, и простыня падает к моим ногам.
Абсолютно голая, я снова тянусь к Медведю и целую его. Сердце ходит ходуном из-за собственной запредельной смелости.
— С огнем играешь, — шепчет он мне в губы, едва слышно.
Еще нет.
С этими словами опускаюсь на колени и, облизав губы, касаюсь пряжки ремня Медведя. Сдавленный стон из уст Ворона служит мне ответом, когда я, легко справившись с молнией и обхватив обеими руками член Медведя, сразу беру быстрый ритм, который так нравится нам обоим.