Крах диссидентки

— Мама убрала, чтоб ты мог в ее комнате кататься на велосипеде, — сказал Арсений: не мог же он сказать сыну правду. — Пойдем возьмем из машины велосипед, а то кто-нибудь еще заберет его, пока мы с тобой тут стоим. Пойдем!

В почтовом ящике было полно газет, несколько писем. На одном конверте — довольно пухлом! — не было обратного адреса. «Должно быть, анонимка», — подумал Арсений: после напечатанных в газете фельетонов ему приходили иногда анонимные письма с угрозами и проклятьями.

Отправлено письмо, судя по штемпелю, из Киева. Взяв нож, аккуратно вскрыл его, он не терпел того, как делала Вита; всегда торопливо рвала конверт, вынимая письмо. Конверт надо сохранить, порой он может больше сказать об авторе, чем само письмо. Особенно если указан обратный адрес. В конверт было вложено четыре странички, напечатанные на машинке.

Арсений прочел заголовок, напечатанный прописными буквами: «Первая пресс-конференция Виты Гурко в аэропорту Нью-Йорка». Арсений взглянул на последнюю страничку. «За точность текста ручаюсь, ибо записал ее на магнитофон с приемника. Ваш Доброжелатель!»

Не поленился записать, перепечатать, послать. Наверное, злорадствует: отплатил за памфлет! Что же Вита сказала корреспондентам? Надо почитать, а то, может, тут и про меня что-нибудь есть, иначе «Доброжелатель» не старался бы как можно скорее ознакомить меня с этой заокеанской радиопередачей. Да, вот Виту спрашивают, читал ли ваш первый муж, автор политических памфлетов, роман «Рубикон»? Вита отвечает: читал и не советовал отдавать в печать. Новый вопрос: как он отнесся к тому что роман издан в Нью-Йорке? Как и все ортодоксы, которые критиковали меня! Это и было причиной, спрашивают дальше, что вы порвали с ним? Да, отвечает Вита это была одна из причин. Потом ее спросили, почему не взяла с собой сына. Она ответила, что муж (то есть Арсений) оставил сына как заложника, надеясь, что она вернется ради сына. Но этого никогда не будет! Она уверена, что сын сам приедет к ней, как только достигнет такого возраста, когда будет иметь право сам решать, где и с кем (на Украине с отцом или в Америке с матерью) ему лучше жить. Она уверена, что он приедет к ней.

Задавали вопросы и Марчуку, но словно для формы. В центре внимания была, как ее называли корреспонденты, «отважная украинская диссидентка», автор романа «Рубикон». Каковы ее дальнейшие планы? Она пишет роман «Диссидентка». О, это будет интересное произведение. И потому, что она будет писать его, пользуясь полной творческой свободой, и потому, что это будет исповедь не только ее, а и всех тех, кто, как и она, натерпелся за свои убеждения. В этом романе она расскажет обо всем, что пережила, вытерпела с тех пор, как вышел роман «Рубикон», и до той минуты, когда поднялась на борт самолета «боинг», где почувствовала себя уже в Америке, хотя и летела до Нью-Йорка почти восемь часов. Пусть это покажется сентиментальным, но уже в самолете, над бескрайними просторами Атлантического океана, ощутила, что у нее снова выросли крылья…

Алеша ездил на велосипеде по пустым комнатам, звенел звоночком. Арсений невольно усмехнулся: наивная Витина болтовня была так похожа на звяканье звонка детского велосипеда. «Ну-ну, посмотрим, куда ты на тех «боинговых» крыльях залетишь», — подумал Арсений, зная Витину непрактичность, неприспособленность к жизни. Марчук того же поля ягода. Если он и поможет ей, то лишь в одном: быстрее промотать тот капитал, который у нее накопился. И сделает это так гениально, что Вита не успеет и оглянуться, как в банке у нее уже ничего не останется.

В комнату заехал Алеша, спросил:

— Когда мы поедем в село? Завтра?

— А тебе там понравилось?

— Ага, там весело! — И в уголках Алешиных полных губ засветилось точнехонько такое, как у Виты, лукавство. — И велосипед возьмем?

— Возьмем, — пообещал Арсений, глядя в серые глаза сына.