Кракен

Он прибыл слишком быстро даже для себя. Из статуи его занесло в пастушка из мейсеновского фарфора – на каминной полке с другой стороны стены. Оттуда он срикошетил в плюшевого мишку и снова вернулся в статую. Оглядел полицию и своего товарища. Если офицеры и заметили жучиные трупики, то не придали им значения.

– Сволочи, – прошептал Вати голосом архитектуры. – Кто это сделал?

Птицы все еще галдели, и Вати слышал сирену «Скорой помощи», словно вступившую в их какофонию. Быстрое прощупывание: один коп носил на груди святого Христофора, но серебряный медальон был почти плоским, а Вати для проявления требовалась трехмерность. Впрочем, на самом пределе слышимости стоял старенький «Ягуар», и Вати перескочил в потускневшую фигурку на капоте. Замер – неподвижная кошка в прыжке – и прислушался к полиции.

– Какого черта это значит, мэм? – спрашивал молодой офицер.

– Если б я знала.

– Это же преступно, мэм. Мы просто сидели…

– Теперь-то мы здесь, нет? – огрызнулась старшая. Огляделась. Понизила голос. – Мне это нравится не больше, чем тебе, но приказ, сука, есть приказ.

29

Что Коллингсвуд сразу понравилось после вступления в полицию – по особому приглашению от ОПФС, – так это сленг. На первых порах он был нечленораздельным и восхитительным, поэзия абсурда: всякие там «наша территория» и «его корочка», «срок», «черный» да «банс», «обезьяны», «барабаны» и «ноздри» и ужасающее упоминание «рыла»[35].

Когда Коллингсвуд впервые услышала последнее слово, она еще не знала, как часто будет встречать, например, составных стражей, собранных жрецами богов-животных (редко) или призванных существ, звавших себя демонами (чуть чаще). Она думала, что это описательный термин, и представляла, что рыло, на встречу с которым ее вел Бэрон, – какая-нибудь мудрая и опасная сущность в обличье мандрила. Зануда, который паясничал перед ней в пабе, так разочаровал, что она легким мановением пальцев накинула на него головную боль.

Несмотря на обман ожиданий, этот полицейский термин всегда ее немного, но очаровывал. По дороге навстречу с информаторами она шептала про себя «рыло». Ей нравилось катать слово во рту. Особенно радовало, когда – как иногда бывало – она встречала или призывала сущности, действительно заслуживающие это имя.

Она сидела в полицейском пабе. Полицейских пабов несметное множество, все со слегка разнящимися атмосферой и клиентурой. Конкретно этот – «Пряничный человечек», также известный среди многих как «Пряный засранец», – был забегаловкой ОПФС и других офицеров, которые по службе сталкивались с менее традиционными законами лондонской физики.

– Короче, болтала я тут со своими рылами, – повторила Коллингсвуд. – Все на нервах. Никому не спится.

Она сидела с пивом в кабинке напротив Дариуса – парня, которого немного знала по навороченной бригаде: одному из специализированных подотделов, которых время от времени снабжали наворотами вроде пуль из серебра или с щепками истинного креста, всем таким. Она пыталась разговорить его на тему Эла Адлера – человека в банке. Дариус немного его знал – брал в ходе какой-то сомнительной деятельности.

Рядом был Варди. Коллингсвуд бросила на него взгляд, все еще поражаясь, что он, услышав, куда она собралась, попросился с ней.

– С каких это пор ты у нас любитель потрепаться? – спрашивала она.

– А твой друг против? – сказал он. – Я пытаюсь собрать материал. Осмыслить все, что случилось.

В последние дни Варди отстранился от мира даже больше, чем обычно. Курган книг в углу его кабинета рос все круче, пополняясь элементами и более, и менее эзотерическими: на каждый нелепый подпольный текст находилась какая-нибудь общеизвестная классика библейского экзегезиса. Учащались появления учебников по биологии и распечаток с веб-сайтов христиан-фундаменталистов.

– Первым угощаешь ты, проповедник, – сказала вначале Коллингсвуд. Теперь Варди нахохлился и набычился, слушая, как Дариус травит скучные анекдоты про перестрелки.

– Ну так что там у тебя за история с этим Адлером? – перебила Коллингсвуд. – Вы с ним как-то раз сталкивались, да?

– Никакой истории. В смысле?

– Ну, мы что-то ни фига не можем на него накопать. Он был преступником – он же грабитель, да? Никогда не попадался, но болтали о нем много, пока пару лет назад все не затихло. Что за дела?

– Был ли он религиозным человеком? – спросил Варди. Дариус издал неприличный звук.

– Такого я за ним не знал. Мы только один раз пересекались. Там отдельная тема. Долгая история. – Они все знали этот код. Какая-то спецоперация Столички, которую можно правдоподобно отрицать, во время которой линии между союзниками, врагами, информаторами и целями размывались. Бэрон называл их «операциями со скобками», потому что они, как он выражался, «(не)легальные».

– Чем он занимался? – спросила Коллингсвуд.

– Не помню. Он был в какой-то банде, которая сдала другую банду. Сдала Тату, кстати сказать.

– Он ходил под Тату? – спросила Коллингсвуд.