Большинство студентов, посмотрев с улыбкой минуту-две, проходили мимо кошек в библиотеку. Впрочем, в толпе находились очень редкие люди, наблюдавшие не с юмором, а с ужасом. Никто из этих мужчин и женщин не входил. Они не пересекали проторенные линии. Хотя было рано и они только подошли, они удалялись, как только видели это маленькое сборище.
– Что происходит? – спросил Билли. Дейн направился в центр двора, где замерла гигантская фигура. Дейну было неуютно на виду. Он постоянно озирался, вел Билли с пристыженной агрессивностью к шестиметровой статуе Ньютона. Рукотворный ученый сгорбился, изучая землю и отмеряя циркулем расстояние. Здесь как будто налицо было огромное недопонимание: блейковское пасмурное и экстатичное ворчание о близорукости скульптор Паолоцци передал величественным и самодержавным.
У статуи стоял широкоплечий мужчина в дутой куртке, шерстяной шапке и очках. У него была целлофановая сумка. Он как будто что-то бормотал себе под нос.
– Дейн, – сказал кто-то. Билли обернулся, но в пределах слышимости никого не оказалось. Человек в шапке настороженно помахал Дейну. Его сумка была набита тиражом левацкой газеты.
– Мартин, – сказал Дейн. – Вати, – он кивнул человеку – и статуе. – Вати, мне нужна твоя помощь…
– Заткнись, – произнес голос. Дейн отступил в очевидном шоке. – С тобой я еще поговорю, будь добр подождать долбаную минуту.
Говорил голос шепотом, с уникальным акцентом. Что-то среднее между лондонским и чем-то причудливым и неопределимым. Металлический шепот. Билли понял, что это говорила статуя.
– Э-э, о, кей, – сказал человек с газетами. – У тебя дела, я тогда пошел. Увидимся в среду.
– Договорились, – сказала статуя. Ее губы не двигались. Вообще не двигались – это же статуя, – но шепот исходил из ее рта размером с бочку. – Передавай ей привет.
– Ладно, – сказал мужчина. – До скорого. Удачи. Солидарность с этой компанией, – он бросил взгляд на кошек. Кивнул на прощание Дейну, и Билли заодно. Оставил газету у ног Исаака Ньютона.
Дейн и Билли встали плечом к плечу. Статуя оставалась на месте.
– Ты пришел ко мне? – сказала она. – Ко
Дейн покачал головой. Сказал тихо:
– Ох, блин. Ты слышал…
– Я думал, это какая-то ошибка, – произнес голос. – Мне рассказали – и я такой: нет, это невозможно, Дейн бы так не поступил. Ни за что. Отправил к тебе пару наблюдателей,
– Вати, – сказал Дейн умоляющим голосом. Билли никогда не видел его таким. Даже в спорах с тевтексом – своим Папой Римским – он был угрюм. Теперь он лебезил. – Прошу, Вати, ты должен мне поверить. У меня не было выбора. Пожалуйста, выслушай меня.
– И что такого ты можешь мне сказать? – спросил Ньютон.
– Вати, прошу. Я не говорю, что поступил правильно, но уж выслушать ты меня можешь. Выслушаешь? Большего не прошу.
Билли переводил взгляд с ссутулившегося металлического человека на культиста-кракениста.
– Знаешь кафе «Дэйви»?» – спросила статуя. – Увидимся там через минуту. И если спросишь меня, то только для того, чтобы попрощаться, Дейн. Дейн, я просто поверить не могу. Поверить не могу, что ты штрейкбрехер.
Что-то бесшумно пропало. Билли моргнул.
– Это что было? – спросил он. – С кем ты разговаривал?
– Со старым другом, – тяжело сказал Дейн. – Который злится по праву. По праву. Сраная белка. Какой же я дурак! У меня не было времени, у меня не было права на риск. Я торопился. – Он посмотрел на Билли: – Это все ты виноват, блин. Нет, ладно, я тебя не виню. Ты же не знал. – Он вздохнул: – Это глава комитета… – Он показал на статую, теперь пустую. Билли сам не знал откуда, но он это знал. – В смысле, это был глава комитета. Представитель профсоюза.
К библиотеке подходили читатели, видели группки животных, смеялись и шли дальше или – с таким видом, будто что-то поняли, – колебались и уходили. Их останавливало присутствие кружащих существ.
– Сам видишь, что творится, – сказал Дейн. С несчастным видом провел руками по голове. –
– Пикет? Из кошек и птиц?
Дейн кивнул:
– Фамильяры бастуют.
25
С одиннадцатой династии – зари Среднего царства, – за многие века до рождения богочеловека Христа зажиточные обитатели Нила всеми силами желали сохранить после смерти свой образ жизни.
Разве в загробном мире нет пажитей? Разве урожай ночных краев, фермы каждого часа ночи не требуют ухода и жатвы? Разве нет там домохозяйств и сопряженной с этим работы? Как облеченный властью человек, ни разу не возделывавший собственную землю при жизни, может опуститься до этого в смерти?
В гробницах возле мумифицированных хозяев помещали ушебти. Они возьмут это на себя.