Край навылет

Прибыв в Чикаго, они опрометью рванули в тур по переулку воспоминаний, что в случае Хорста было каньоном ЛаСалль-стрит, его первая и старейшая поляна, где он некогда принадлежал к тем рукоджайвовым авантюристам, что бросали вызов яме каждый день торгов. Начали с Товарной, поторговав трехмесячными евродолларовыми фьючерсами, как для клиентов, так и для себя, надев заказной пиджак маклера с со вкусом приглушенными зелеными и пурпурными полосами и трехбуквенным именным жетоном, приколотым к нему. После того как ямы закрылись, часа в три дня, он переоделся по гражданке, перешел в Чикагскую торговую палату и вписался в кафе «Церера». На какой-то стадии в начале девяностых, когда ЧТБ[104] решила запретить совмещение ролей брокера и принципала, Хорст влился в порядочных размеров миграцию к ЧТОП, где таких угрызений не существовало, хотя евродолларовая деятельность была заметно вялее. Ненадолго он переключился на казначейские бумаги, но вскоре, словно отвечая на некий призыв из глубины опрятных итераций Среднезападного ДНК, проторил дорожку в сельскохозяйственные ямы, а там и опомниться не успел, как погрузился в американскую глубинку, вдыхая аромат горстей пшеницы, приглядываясь к соевым бобам на предмет обнаружения пурпурных пятен на семенах, бродя по полям ярового ячменя, щупая зерна и осматривая шелуху и плодоножки, беседуя с фермерами, погодными оракулами и страховыми оценщиками – сиречь, как он формулировал это для себя, заново открывая собственные корни.

И все же фермерские поля Кончаются – фермерские поля Гуляются, но вот Чикаго-то тянет к себе, без дураков. Хорст сводил сыновей в кафетерий маклеров ЧТОПа, и в «Брокерском трактире», где они съели легендарный исполинский рыбный сэндвич, и в олдскульные стейкхаусы на Петле, где говядина вызревает подвешенной в витрине, а персонал обращался к мальчишкам «джентльмены». Где нож для стейка рядом с твоей тарелкой – не какое-то хлипкое зазубренное лезвие с пластиковой ручкой, а правленная на оселке сталь, заклепками вбитая в тесанный на заказ дуб. Цельный.

Прародители Лёффлеры, весь их визит, были просто до луны от счастья, особенно – до айовской луны, которая с парадного крыльца выглядела крупней, чем мальчишки в жизни видали, подымалась над мелкими деревьями, чьи силуэты торчали, как леденцы на палочке, отчего все забывали, что́ можно пропустить по ящику, который в доме был включен, но скорее – как источник направленного освещения, не более.

Питались в торговых центрах по всей Айове, в «Вилле Пицце» и «Епископском Буфете», и Хорст их познакомил с «Ед-ОКами», равно как и с местными разновидностями «Луисвиллского Браунского горячего». Все дальше в лето и на целые дни к западу, они смотрели на ветер по разным полям пшеницы и пережидали сельские молчания, когда среди дня темнеет и на горизонте возникает молния. Искали аркадные игры, в заброшенных торговых пласах, в приречных бильярдных, в тусах студенческих городков, в кафе-мороженых, упрятанных посреди средьквартальных микромоллов. Хорст не мог не замечать, как места в большинстве своем с его времен стали истрепанней, полы не так метены, кондиционеры не так рьяны, дым гуще, нежели среднезападными летами давным-давно. Они играли на древних машинах из далекой Калифорнии, якобы запрограммированных самим Ноланом Бушнеллом. Играли в «Арканоид» в Эймесе и «Заксон» в Су-Сити. Играли в «Дорожных бластеров», и «Галагу», и «Галагу 88», «Бурю» и «Буйство», и «Роботрон 2084», которую Хорст полагает лучшей аркадной игрой всех времен. По большей части, где бы ее ни отыскивали, они, похоже, играли в «Кризис времени 2».

Или же в нее играли Зигги и Отис. Крупным коммерческим доводом в пользу этой игры было то, что оба мальчишки могли играть на одной машине и приглядывать друг за другом, а Хорст тем временем отправлялся по различным товарно-ориентированным делам.

– Я только заскочу вот в этот бар на минутку, парни. Дела есть.

Зигги и Отис фигачат дальше, Зигги обычно – на синем пистолете, а Отис на красном, то запрыгивая на ножные педали, то спрыгивая с них, смотря что нужно – искать укрытия или выскакивать и палить. В какой-то момент, пополняя запас жетонов, они замечают парочку местных пацанов, которые шибались поодаль, наблюдая за их игрой, но, странное дело для таких-то галерей, с кибицем своим не лезли. Не пуская буквально слюни и без заметного Зигги или Отису оружия в реале, они вместе с тем излучают эту ауру пустой угрозы, которой Среднему Западу так часто не удается никого к себе расположить.

– Что-то? – осведомляется Зигги как можно нейтральнее.

– Вы, черти, «нёрды»?

– Нёрды, это как? – грит Отис, на котором полуночной синевы шляпа-пирожок и солнечные очки Скуби-Ду с зелеными стеклами. – Комплект такой, перетопчетесь.

– А мы нёрды, – объявил тот, что покороче.

Зигги и Отис смотрят тщательно и видят пару пригородных нормалов.

– Если вы нёрды, парни, – Зигги аккуратно, – как в этих краях выглядят не-нёрды?

– Фиг знает, – грит тот, что побольше, Гридли. – Их почти всегда как бы трудно заметить, даже днем при свете.