Луиза непроизвольно дернулась. Ей просто необходим хороший нейроаналитик. Если воспоминания прорываются вот так, то их точно можно выудить из головы, сделать доступными.
— Что случилось? — тихо спросил Клайв. — Тебе нехорошо?
Она глубоко вдохнула. Выдохнула.
Нет, все отлично. Не будет же она рассказывать этому высочеству о том, что когда-то… у нее была мама, близкая, родная и самая любимая.
— Я в порядке, спасибо, — выдавила улыбку, — я уже и забыла, как это — есть мороженое.
— Послушай… — Он помолчал, щурясь на стакан с коктейлем, и был так похож на своего отца, что от этого сходства становилось больно. — Я должен принести извинения за то, как мы себя тогда повели. Я был уверен, что тот парень, который нам проиграл, просто привел… э…
— Проститутку, — подсказала Луиза, — о, я понимаю. С проституткой можно делать все что угодно. Твой друг наглядно это продемонстрировал. Но вся беда в том, ваше высочество, что я просто человек, потерявший память, чем и воспользовался мистер Реми.
— Я не оправдываюсь, я знаю, что виноват. И я очень благодарен тебе за то, что ты согласилась не разглашать этот… мм… инцидент.
— Твой отец умеет заключать взаимовыгодные сделки, — усмехнулась Луиза. — Цена моего молчания — академия.
— Да… отец… — эхом отозвался Клайв.
И умолк, размышляя о чем-то своем. Мороженое медленно таяло в вазочках.
— Ты вроде сказал, что хотел?
— В общем да.
— Ну тогда я пойду?
— Нет. Посиди со мной еще немного. И ты еще не попробовала коктейль.
Луиза решила не спорить. На душе было муторно. Он, конечно, извинился. И мистер Эш подарил возможность учиться в академии. Но разве так просто забудешь, как пальцы Вири впиваются в бедра, оставляя синяки? Треск срываемой одежды. И ее жалкое, сиплое — пожалуйста, не надо, не надо.
— Гай Вири был моим единственным настоящим другом, — внезапно сказал Клайв. — Таких друзей боишься потерять и поэтому позволяешь им… многое.
— У высочества должно быть достаточно друзей.
— Да, было… — Он как-то ссутулился, устало потер переносицу. — Было до тех пор, пока не стало ясно, что я болен. Тогда все как-то начали избегать меня, а Гай — не испугался. Всегда был рядом. Отец вечно занят, ему некогда. А Гай… он всегда мог меня отвлечь.
— Ты выглядишь очень даже здоровым, — осторожно произнесла Луиза.
Кажется, Клайв раскрывал перед ней те дальние закоулки своей души, в которые редко кого пускают.
— Это пока ты не видела меня без одежды, — усмехнулся он. — Мой геном медленно трансформируется, Луиза. Рано или поздно я перестану быть собой.
— И кем ты станешь?
— Должен вроде акдом.
Луиза едва не рассмеялась.
Ну не умеет же врать!
Акды всегда считались самыми кровожадными тварями этой галактики. Некоторые даже сомневались в их разумности — мол, существа, похожие на закованных в рыжую броню богомолов, не обладают развитым речевым аппаратом и по этой причине несостоятельны в плане построения цивилизации. Однако же космос акды осваивали успешно, буквально выгрызая себе дорогу и сжирая тех, кто подворачивался под руку.
— Э… прости, Клайв, но мне кажется, ты мог бы сочинить нечто более правдоподобное.
В синих глазах сверкнул гнев.
— Не веришь?
Следующим движением он резко хлопнул по кнопке, отвечающей за ограждение их столика. Луиза только моргнула, когда из пола выросла голографическая панель почти до потолка.
— Ну так смотри.
И снял свитер.
Луиза прикусила губу. Больно, до крови. Лишь бы не закричать, лишь бы ничем не выдать разом нахлынувшее омерзение.
Грудь, живот, шея. Коричнево-охряные чешуйки, прорастающие сквозь кожу, прорезающие ее, и потому кое-где засохшая кровь. Чешуйки были крупными, размером с ноготь, и совсем мелкими — но они были! Самыми настоящими. Чужими, до отвращения чужими на человеческом теле.
Не соображая, что делает, Луиза медленно протянула руку и потрогала Клайва. На ощупь — гладкое, теплое тело. Все равно что погладить согревшегося на солнце питона. Чужеродное…
— Теперь веришь? — тихо спросил Клайв.
И потянулся за свитером.
— Подожди, — выдохнула Луиза.
Чем дольше она смотрела на чужой покров, погребающий под собой человека, тем более стойким было ощущение противоестественности происходящего.
— Неправильно, — пробормотала она, — что в тебе не так?
И то же самое «неправильное» она чувствовала, даже не осознавая, в мистере Эше.
На неизмеримо краткий миг она словно окунулась в розоватое марево кошмара: тело Клайва уже было пронизано тонкими нитями, точно коконом. Что-то скользкое толкалось, пульсировало под ребрами, врастая тонкими корешками в человеческое тело.
— Что это? — Превозмогая страшную слабость, продираясь сквозь вставшие перед глазами багровые волны с клочьями гнойно-зеленой пены, она выбросила вперед руку, ладонью накрывая нечто чужое, бьющееся в теле. — Чужое, — повторила невольно.
И стиснула пальцы, как будто было очень важно — поймать это самое «чужое».
Перед глазами потемнело, и она упала в серые объятия обморока.