Королева праха и боли

Значит, Енош останется совсем один – против двухсотлетней ненависти.

– А что, если я буду объезжать земли вместе с тобой? Я могла бы… – убивать, – …помогать тебе.

– Этого я никогда не позволю, – сказал он так, будто и вправду мог мне что-то не разрешить. – Здесь опасно, а бессмертные не защищены от боли. Даже наоборот.

Сосредоточившись на древних костях, разбросанных по земле, я притянула их к клену и приказала повалить дерево, что они и сделали, стремительно и ловко: ствол застонал, затрещал и рухнул, врезавшись в землю. Наши лежанки содрогнулись.

– Теперь я могу защитить себя. – В точности как Енош, говоривший мне, что он появился на свет, уже зная свои обязанности и умея управлять собственными силами, я тоже все это прекрасно представляла. Чувствовала – глубоко внутри. – Тот кролик, прыгавший по снегу?.. Это сделала я.

Сделала.

Слово отчего-то вызвало у меня улыбку.

– Восхитительно. – Он чмокнул меня в макушку. – Но ответ по-прежнему отрицательный. Первосвященники основательно подготовились к борьбе со мной. Я очищу эти земли, чтобы ты могла наслаждаться ими… со временем. А до тех пор, пока я не могу гарантировать твою безопасность, ты останешься на Бледном дворе или будешь гулять там, где тебе ничего не грозит. И не спорь.

Ну как тут не спорить, если так ничего не закончится.

Все будет продолжаться, и продолжаться, и продолжаться.

А я устала от этих страданий.

Его. Моих. Всех.

Очень устала.

Я повернулась на бок, чтобы заглянуть в спокойные серые глаза мужа, и погладила его жесткие бакенбарды:

– Думаешь, он действительно растет? Наш малыш?

– Не сомневаюсь, но время покажет, – уголки моих губ невольно опустились, и Енош, улыбнувшись, прижался лбом к моему лбу, прошептав такое знакомое слово: – Терпение.

Что ж, будем надеяться, что когда-нибудь вечность меня ему все же научит.

– Пока люди молятся Хелфе, наш ребенок может подрастать на пару дюймов каждый раз, когда тебя ловят и мучают. Я не хочу, чтобы тебе причиняли боль, Енош.

Он поцеловал меня в лоб, раз, другой, помолчав перед тем, как ответить:

– Никогда не теряй веры в то, что я вернусь к тебе. Всегда, во веки веков, я буду возвращаться к моей Аде, повитухе из Хемдэйла.

К его Аде.

Сердце мое дрогнуло.

– Однажды ты уже пожертвовал собой ради меня. Во второй раз я этого не допущу. – Не позволю этому миру вновь разлучить нас. – Поедем к верховному храму. Вместе. Ты в любом случае будешь распространять гниль и откроешь Бледный двор, как того хотел Эйлам. А если этого для твоего брата недостаточно, что он может сделать со мной теперь? Хоть ты и обещал ему отказаться от мщения, но я-то ему слова не давала.

– Крестовый поход Ады, – пробормотал мой муж и на миг привычно ухмыльнулся, но потом покачал головой: – Да, наверное, брату следовало бы все хорошенько обдумать перед тем, как ставить условия, но все равно – нет. Я тебе не позволю.

– А я не спрашивала и не просила разрешения.

– Своевольная, упрямая маленькая богиня, – недовольно проворчал он и помассировал свою переносицу, как будто только сейчас сообразив, что нет такой костяной цепи, которая не рассыпалась бы по моему приказу. – Ах, Аделаида, моя любовь к тебе вполне может сделать меня лжецом.

– Моя любовь к тебе вполне может сделать меня чудовищем.

– Все мы для кого-то чудовища, маленькая, – сказал он и все-таки кивнул, – кроме самих себя.

Глава 25 Ада

Восседая на спине мертвой лошади, я подъехала к каменной арке маленького храма, который мы наши в лесу. Шкура моего скакуна была какой-то пятнистой, а на крупе отчаянно не хватало хвоста. Увы, я не унаследовала творческих способностей моего мужа.

– Нет! О Хелфа, пожалуйста! – Молодой священник, шлепнувшийся при виде нас на землю, отползал, елозя задницей по земле, раздирая в хлам свою поношенную черную рясу и лихорадочно осеняя себя знаком Хелфы. – Пожалуйста, умоляю, пощадите…

Взмахнув рукой, я вогнала ему в живот костяной кинжал. Он сперва задохнулся, а потом закричал – когда по моему приказу клинок пополз вверх, вспарывая легкие. Крик оборвался, едва лезвие рассекло артерию. Теплая густая кровь брызнула мне на руку.

На руку, которую взял подъехавший Енош. Он наклонился, чтобы поцеловать ее, нахмурился – и стер красные пятна рукавом своего черного камзола.

– Отличный клинок. – Запечатлев на моих костяшках пылкий поцелуй, Енош выпрямился, и пальцы наши переплелись. – И все-таки шип в шею – это куда менее грязно.

– Енош, я повитуха. – Я еще и не таким пачкалась. – Шип в шею – слишком быстро, слишком безболезненно. Я тебе хоть что-нибудь хоть когда-то говорила? Нет. У тебя свой способ, у меня свой.

– Воистину. – В тот же миг костяные шипы выросли в шеях троих пытавшихся бежать священников, погрузив храмовые земли в тишину. – Если мне не изменяет память, уже за этим лесом мы увидим верховный храм.

Два дня мы неслись галопом не останавливаясь, убивая каждого встречного солдата или священника. Храмы мы ровняли с землей, разнося строения по кирпичику потоками костяной пыли, направленными сразу с двух сторон.