Королева праха и боли

Но тут ее вторая ручка подогнулась, и девочка быстро шлепнулась на попку, сразу, без предупреждающих криков, перейдя к бурным слезам разочарования. Актриса. Ну вся в отца…

– Ш-ш-ш… – Ох, какие сладчайшие звуки разнеслись над лугом, когда Енош подхватил дочку на руки, прижал к груди и принялся нежно укачивать. – Терпение, любовь моя. Еще чуть-чуть, и ты будешь ползать по всему двору. Ну и покряхтит же Орли, гоняясь за тобой.

Ничего, даже гоняться за малышкой старуха будет с радостью – ведь подобные занятия избавляют ее от трона Еноша. А всего-то и потребовалось, что грязные пеленки, приступ колик да прорезывающиеся зубки, чтобы убедить моего мужа, что нам нужна служанка.

«Растить ребенка – дело куда более утомительное, чем я ожидал», – частенько говаривал теперь Енош, обычно перед тем, как отправиться в постель. Там он клал Амелию себе на грудь, обнимал ее одной рукой, и они спали вдвоем, день или три.

Сердце мое сжалось при воспоминании об этом и тут же чуть не лопнуло от восторга, когда Енош поцеловал Амелию в лобик и зарылся носом в ее волосы. Все-таки он замечательный отец – осыпает малышку вниманием и любовью, часто берет ее на прогулки.

Енош оглянулся и, увидев меня, улыбнулся:

– Ты все пропустила.

Я подошла к ним, села на одеяло и тоже поцеловала мою маленькую Амелию.

– Я все время наблюдала за вами.

– Моей маленькой принцессе нужно вздремнуть, – сказал Енош и нежно провел большим пальцем по лобику и переносице дочки. – Что смертные?

– Ждут смерти на холме.

– Заканчивай, и пойдем домой. – Он прижался к моим губам в страстном поцелуе, обнял меня за талию – и тут я зашипела от боли. – Что это?

Я перевела взгляд с крови на кончиках его пальцев на глаза, в которых уже собиралась буря:

– Всего лишь царапина, из-за глупости смертного и моего стремления поскорее закончить дело.

Енош, не слушая, вскочил, прижав к себе Амелию, и ринулся на холм:

– Кто?

– Не сейчас, Енош. Она устала. – Я встала и поспешила за ним. – Кроме того, этот смертный уже мертв.

– Но его грешная душа все еще здесь, – прорычал мой муж, глядя на попятившийся труп с заткнутым ртом. – Ты посмел прикоснуться к моей жене? Пустил ей кровь, в то время как наша дочь учится ползать, совсем рядом, в нескольких шагах от нее?

И тут же возле него появился Ярин – с широченной улыбкой на губах:

– Амелия наконец поползла?

– Нет, она испугалась, но совсем скоро поползет, – ответил Енош и переложил девочку, у которой уже слипались глазки, на руки Ярина. – Подержи ее.

– Сладенькая малютка, дядюшка Ярин здесь, – он взял девочку, легонько побарабанил по кончику ее носика, и Амелия, как всегда, захихикала. – Ой, как же ты устала, но нужно еще покарать зло, Амелия.

Енош сорвал цепь с руки трупа, схватил мертвеца за волосы на затылке и толкнул к ближайшему валуну.

– Еще одно пятно на семейных воспоминаниях – из-за тебя!

Лицо смертного с треском ударилось о камень. Хрясь. И еще раз. Хрясь. И еще. Хлюп.

Труп еще не сполз на землю, когда Енош развернулся, чтобы осмотреть порез на моем боку, и раздраженно проворчал:

– Ты обещала быть осторожной.

– Я была. – Ну, не совсем. Мне было скучно, и я ослабила бдительность из-за того, что весь этот путь пришлось проделать всего из-за пяти человек. – Ничего страшного, Енош.

Убедившись в этом самолично, он кивнул и стиснул мои щеки ладонями, прижавшись лбом к моему лбу.

– Больше не надо, Ада. Не надо, пока у тебя не начнутся месячные, и, уж конечно, ничего такого, если окажется, что ты снова беременна. Да?

– Да, – прошептала я, находя странное утешение в намеке на запах присыпанного пеплом снега – запах, который мы с ним разделили. – Позволь мне только закончить. Я быстро.

Три костяных кинжала один за другим возникли на моей ладони – и погрузились в животы троих мужчин.

Четвертый, один из священников, поднял на меня полные слез глаза:

– Не могу сказать, Аделаида, кто из вас хуже. Ты или твой муж.

– Ответ прост, смертный. – Я наклонилась и сама вонзила нож ему в брюхо, приблизив губы к его уху: – Мы одинаково ужасны.

Спасай мир, бей злодеев.