Королева праха и боли

Закупоренный сосуд на левой ноге. Венозные сеточки. Приподнявшиеся дыбом волоски на затылке – растущие, тянущиеся, меняющиеся. Я чувствовала все, и мозг мой переворачивался внутри черепа, не находя объяснений творящемуся безумию.

Я переводила взгляд с одного бога на другого.

Они молча смотрели на меня.

Эйлам медленно наклонил к плечу голову:

– Что… это… с ней?

Вот именно! Что со мной?

Я жива, да и сердце мое с каждой секундой бьется быстрее, и груди вдруг заныли, как там, в Элдерфоллсе. От этого ощущения в душе моей вспыхнула искра радости, но замешательство от этого не исчезло.

Енош рванулся ко мне – слишком быстро, чтобы я могла уклониться, – схватил меня за талию, упал на колени и прижал ухо к моей груди. Наверное, он хотел услышать мое сердце – потому что через пару ударов уставился на меня расширившимися глазами.

– Ритм идеальный, ни единого сбоя. – Нижняя его губа дрогнула, и он добавил: – Полагаю, она теперь… такая же, как мы.

Как они.

Я снова сглотнула слюну, кажется, забыв за время своей смерти, что делать это нужно регулярно. Что ж, разве слова Еноша не объясняют, почему я так ясно слышу стук сердца младенца и посвистывание воздуха в его крохотных ноздрях, почему чувствую, как чешутся его глазки после долгого плача?

– Госпожа.

Я вздрогнула.

Да, и это.

Эйлам то ли зарычал, то ли зашипел:

– Еще одно злодеяние, еще один грубый промах.

– Ты действительно веришь, что мы создали бессмертную? Полноправную богиню? – Ярин медленно осмотрел меня с головы до пят. – Полагаю, есть лишь один способ это выяснить.

Левой рукой он схватил меня за волосы, с такой силой, что обожгло кожу на голове. В правой вдруг возник золотой нож. Нож взлетел, приближаясь к моему лицу. На лезвии его плясали отблески горящего в очаге пламени.

– Нет! – крикнул Енош, потянувшись к клинку.

Но в этом не было необходимости.

Я инстинктивно толкнула Ярина в грудь.

Бог Шепота перелетел через всю комнату, врезался в стену и со стоном рухнул на пол. Со стены посыпались куски штукатурки и распались облаком белой пыли, когда Ярин махнул рукой, точно веером, и… хихикнул?

– Думаю, ты прав, братец, – сказал он, поднялся не без труда и попытался стряхнуть пыль со штанов, но дело оказалось безнадежным. – Ох, выражаю тебе соболезнования. Попробуй теперь заковать ее в цепи.

Енош нахмурился.

Он, несомненно, мог задуматься о чем-то подобном в тот момент, когда я отказалась дать ему ответ, но теперь я уже была выше этого. Я протянула руку:

– Мне нужен нож. – И нож появился на моей ладони, простой и немного… кривой. – Спасибо?

– Любовь моя, – почти неслышно выдохнул Енош, – это не я сотворил его.

О мой бог.

О мой бог.

О мой бог.

В животе набухало осторожное возбуждение. Глубоко вздохнув, я сжала нож, поднесла его к другой руке и провела лезвием по ладони. Клинок был таким острым, что я почти не почувствовала боли – только резкий жар. Узкий разрез налился кровью, но наружу не вытекло ни одной капли.

Потому что рана стремительно затянулась.

О. Мой. Бог.

Я такая же, как они.

Ужасная и жестокая.

Прекрасная и добрая.

Идеальная.

Возбуждение, страх, оторопь овладели мной. Потом затряслась земля, глиняный кувшин слетел с деревянной тумбочки и разбился о пол, расплескав воду. Тогда остался лишь страх, и я бросилась в объятия Еноша.

Это что, я сделала?

А Ярин, идущий, пошатываясь, по колеблющемуся полу, смеялся, смеялся все громче и громче каждый раз, когда стукался головой о балку или шкаф.

– Енош, возьми себя в руки, кончай свою истерику.

– Это не моя, это ее, – прорычал мой муж и обнял меня крепко-крепко. – Маленькая, ты должна успокоиться, пока случайно не похоронила нас под валом костяной пыли.

Все затряслось пуще прежнего.

Я вздрогнула от испуга.

Нет, не я.

Младенец. Вздрогнул и заплакал.

Это нисколько не успокоило меня. Сердце колотилось все чаще и чаще, пока где-то не застонало дерево.

– Забери меня отсюда!

Енош поднял меня на руки и поспешил к двери, обогнул обуглившегося до костей Арне, усадил на лошадь, сам сел позади и прижал меня к себе.

– Ш-ш-ш… Успокойся, маленькая, или кости разорвут землю и погрузят мир во тьму.

* * *

– Интересно. – Ярин расхаживал перед нами, топча снег под спящими кленами возле деревни, где он сотворил нам лежанки. – А как насчет мыслей смертных, тех, что поблизости? «Ну когда же этот ленивый ублюдок притащит дрова?» «Она будет хорошей девочкой и никому не расскажет, что я с ней сделал». «Что, если никто-никто больше не прикасается к себе так?» Слышишь их?

– Божьи кости, нет! – Что ж, если Ярин все это слышит, неудивительно, что он самый безумный из братьев. – Я слышу только мертвых, которые зовут меня госпожой, и зов их не смолкает.

– Значит, ты владеешь только силами Еноша. Хорошо. Богиня, приобретшая силы всех троих – это было бы воистину возмутительно.