К горлу подступили рыдания, болезненно сдавливая грудь тем сильнее, чем старательнее я пыталась сдержать их. Старик, никогда никому не сделавший ничего плохого, а они просто… бросили его, даже не похоронив, злые, подлые смертные!
Шестьдесят два костяных кинжала под моим платьем тряслись, потеряв цели, тряслись от моего гнева, от моего отвращения к этим… этим чудовищам, настолько мерзким, что…
Нет. Я должна успокоиться, пока не задрожала земля, тем самым выдавая меня.
Только вот… Все вокруг оставалось спокойным, кроме тех костей, что были при мне, и от осознания этого меня пробил холодный пот, заструившийся по спине. Взгляд заметался по помещению, отделанному полированным мрамором.
Ни единого осколка кости.
Ни крошечки.
Ни пылинки.
Я сделала глубокий вдох, не обращая внимания на резкий сосновый запах, раздражающий дыхательные пути. Тем больше причин собраться и покончить с этим раз и навсегда. Неважно, насколько дотошно они избавлялись от старых костей – я собиралась получить в свое распоряжение новые.
– Мой муж был прав. – Шестьдесят один кинжал застыл, терпеливо дожидаясь моей команды. Последний, шестьдесят второй, я медленно переправила в свой сжатый кулак. – Ты воистину страшный, омерзительный подлец, полный зла и порока.
Первосвященник ухмыльнулся:
– Взять ее, в цепи и на…
Костяные кинжалы проткнули шерстяную ткань платья, свистнули в воздухе – и вонзились в шеи солдат. Только и слышны были глухие стуки да звонкий лязг оружия: это тела убитых один за другим падали на мраморный пол.
Я взлетела на помост, схватила первосвященника за грудки и стащила его с кресла:
– Я никогда больше не надену цепь, будь она из кости, железа или пристального внимания смертных.
Губы Декалона несколько раз беззвучно сжались и разжались, прежде чем ему удалось выдавить:
– Аделаида, позволь…
– Не смей называть меня так, смертный, потому что я – Королева гнили и боли! – Один удар, и я вогнала клинок между его ребер, в легкие, чтобы он захлебнулся собственной кровью, как захлебнулся папа. – Достаточно добрая, чтобы даровать тебе быструю смерть перед тем, как я разнесу твой проклятый храм и похороню твои кости под обломками вместе с костями других предателей!
Сотрясаемый судорогами, первосвященник уставился на свою пропитывающуюся кровью рясу, потом поднял дрожащую руку и ухватился за железное кольцо жаровни, в которой пылал огонь, так, что плоть его зашипела.
– Да спасет… Хелфа… твою… душу.
И он дернул кольцо.
Жаровня опрокинулась.
Вывалившиеся угли запрыгали по помосту, рассыпались по полу покоев, по мрамору, по янтарному стеклу…
Огромный язык пламени взметнулся к потолку так мощно и внезапно, что я отпустила первосвященника Декалона. Старик скатился с возвышения и распростерся у самой эмблемы Хелфы, окруженный вспыхнувшим повсюду огнем. Огонь бежал по янтарным бороздкам, растекался во все стороны, взбирался по стенам…
Нет, нет, нет…
Я попятилась, охваченная паникой. Это было не стекло. Это была сосновая смола, застывшая, затвердевшая смола, которой заполнили желобки в мраморе, чтобы в критической ситуации сжечь весь храм.
Что ж, ситуация критическая.
Храм сгорит.
И я вместе с ним.
Глава 26
Ада
Ноздри обжигало дымом, быстро заполняющим помещение. Пожар ширился и разрастался, превращаясь в настоящий огненный ад. Хуже всего было то, что загорелись валявшиеся на полу трупы. Кожа на их лицах морщилась и таяла – чего не случалось вот уже двести лет.
Енош, должно быть, снял свое проклятье, но я все равно приказала мертвецам подняться. Если они лягут на пылающие борозды, прикрыв огонь своими телами, я смогу убежать. Только… куда? Коридор, по которому я пришла сюда, был полон этой смолы, так что сейчас, вероятно, там уже ревет пламя.
Я оглянулась на железную ширму, из-за которой появился первосвященник. Перед глазами все расплывалось, яростный жар опалял их, высекая слезы. Если я побегу туда, к ширме, каковы шансы, что люди не вплавили янтарную смолу в камень и там? Ничтожные.
Что ж, я все-таки повелела трупам накрыть собой огонь в направлении коридора. По крайней мере, ту дорогу я уже знаю.
Подчиняясь команде своей госпожи, бывшие солдаты по двое, по трое повалились на пол. А я сбежала с помоста и принялась перепрыгивать с одной кучи тел на другую, будто переходя по камням бурную речку.
Только вот камни эти словно облили маслом и подожгли: пламя пожирало трупы слишком быстро. Подол моего платья уже почернел, огонь опалил мне волосы, дыхнув в лицо горькой вонью, обожженные руки стремительно покрывались пузырями.
Боль вонзалась в кожу тысячами острых игл, я бежала, всхлипывая, и вот уже первый крик вырвался из моего горла. А крик заглушил кашель, не принесший мне никакого облегчения, потому что кипящий воздух опалял легкие.
Туда ли я бегу?
Рыжие языки пламени яростно плясали вокруг меня, выжигая кислород, не давая дышать, туманя разум. Пол, стены, потолок… Горело все.
Где?..
О мой бог, где ворота?