Королева праха и боли

– Я поклялся, что голова первосвященника украсит мой трон, и этого ты у меня не отнимешь. Нет, брат. Я перенес такие страдания, каких ты и представить не можешь, и я отомщу этому смертному.

Эйлам неторопливо подошел к стоящей на табурете плетеной корзине, вытащил из нее луковицу и с искренним восхищением уставился на нее:

– Выбирай, Енош. Твоя месть или твоя жена. А теперь, прежде чем ты еще раз усомнишься в ценности моего слова, выслушай-ка вот что. – Уронив луковицу обратно в корзину, он повернулся ко мне. – Она получит свое дыхание вне зависимости от твоего выбора… Только как долго она сможет сохранять его на этот раз? Смертность – это ведь не что иное, как болезнь. И она страдает этой болезнью, как и все подобные ей существа, создавая тем причину для ссоры между братьями… Одной ссоры – среди многих последующих.

Кости зашевелились по всей земле, готовясь превратиться в копье, которое проткнет Эйлама насквозь, пригвоздив к пупку его член. И хотя ничто не доставило бы мне большего удовольствия, чем вид крови, хлещущей из его хозяйства, я приказал костям успокоиться.

Ох, как же я ненавижу его.

Правильного, скучного девственника Эйлама.

К сожалению, слова его имели смысл.

Годы, века, тысячелетия… Древний как мир, я повидал множество развилок истории, но ни одна из них не казалась такой важной, как эта. Мне нужно было подумать.

Моя Ада называла меня вспыльчивым и была права, потому что я испытывал сильное искушение развернуться, подхватить жену и отправиться убивать дальше. В конце концов Эйлам вынужден будет вернуть ей дыхание. О да, он восстановил бы жизнь моей жены… После того, как я либо истребил бы все ее чувства ко мне, либо погубил ту ее часть, которую так нежно любил.

А если мы потребуем ее дыхание сейчас, в то время как я отказываюсь подчиниться его требованиям?.. Он будет гоняться за ее дыханием вечно, а я стану вечно преследовать его, дабы это дыхание вернуть. Армии трупов, обезглавливание, кровопролитие, боги, вцепившиеся друг другу в глотки…

Нет, мира не будет.

Только ненависть и месть, от которых я поклялся отказаться, потому что однажды они стоили мне жены и ребенка. И я не могу допустить, чтобы они лишили меня семьи во второй раз.

– Отдай ей дыхание жизни, и, даю слово, я исполню твою просьбу. Откажусь от мести первосвященнику. – Да, я сделаю это ради жены и ребенка, чтобы они были живы и здоровы у нас дома. – Однако… Ты пообещаешь больше не забирать ее дыхание, если с ней когда-нибудь что-то случится.

Эйлам пожал плечами:

– Ее душа все равно недолговечна.

– Ее душа не твоя забота, ты просто не трогай ее дыхание. Ну что, обещаешь?

Его жуткие черные глаза еще секунду изучали меня, потом Эйлам коротко кивнул:

– Договорились.

Отвернувшись от него, я подошел к моей маленькой, встал за ее спиной и поцеловал в плечо.

– Любовь моя, ты готова принять дыхание жизни?

Ада еще мгновение смотрела на спящего мальчика, потом обернулась, пытаясь улыбнуться, но ответила самым странным образом:

– Мы должны убедиться, что о нем позаботятся.

– Насколько я понял, о смертных отлично заботится золото. – Я сжал ее подбородок, заставляя встретиться со мной глазами. – Ты в порядке?

– Нет, – с болезненной честностью призналась она, но потом кивнула. – Но буду. Когда все кончится. Мне нужно, чтобы все кончилось, Енош.

– Тогда пойдем.

Придерживая ее за поясницу, я подвел Аду к своему брату. Одновременно я мысленно приказал мертвым рассредоточиться и обеспечить безопасность дороги к Бледному двору. Теперь мне нужно будет защищать жену куда лучше прежнего.

– Ада… – Эйлам шагнул нам навстречу, не отрывая глаз от моей маленькой, потом глубоко вздохнул: – Убери из нее всю гниль и разложение, иначе она вернется к жизни, отягощенная скверной болезнью, и это будет не моя вина.

Удаляя из ее тела все мельчайшие частицы порчи, все крохотные пятнышки разложения, я гладил жену по щеке, чтобы мышцы ее расслабились, чтобы напрягшиеся плечи обмякли.

– Ш-ш-ш… Уже почти все. Сделай два глубоких вдоха. Один для себя. Один для нашего малыша.

– Для нашего малыша, – повторила она и вдохнула.

Потом еще раз.

Кивнула.

– Подожди, – сказал я Эйламу, когда тот шагнул ближе, и одной рукой обнял Аду за талию, а другую бережно прижал к ее щеке. – Сейчас ты покинешь тюрьму своей смерти. Я уже не буду ни стражем, ни хозяином, ни наказанием, ни отпущением грехов. Только твоим мужем, который очень любит тебя. Вопрос в том, кем будешь ты? Я хочу услышать ответ.

Скажи, что ты любишь меня.

Несколько секунд Ада лишь молча смотрела на меня, но, когда понимание осенило ее, она зеркалом повторила мой жест, тоже коснувшись моей щеки.

– А если я не отвечу, ты продолжишь держать меня в темнице смерти?

Я заставил себя улыбнуться:

– Если я в этот самый миг теряю тебя, то… почему бы и нет.

Моя маленькая тоже улыбнулась и потрепала меня по щеке, водя большим пальцем по щетине на подбородке, как делала частенько, – и, кажется, ей это нравилось.

– Если это правда, то ты вообще не заслуживаешь ответа… сейчас.