Королева праха и боли

– Я тебя ненавижу. – За то, что он держал меня именно так, как мне было нужно, вместо того чтобы быть холодным и безразличным, превращая меня в жаждущую, дрожащую размазню.

– Пускай ты будешь ненавидеть меня вечно, лишь бы была рядом, – губы его коснулись уголка моего рта, целуя, потом он перекинул одну мою ногу через свою, так что я оседлала его. – Но позволь мне, по крайней мере, любить тебя.

Я содрогнулась всем телом – от того, как он прижал меня к твердой, очень твердой выпуклости.

– Нет!

– Т-с-с-с… – снова прошептал он. – Разве не этого ты хотела? Разве не этого жаждала? Моего поцелуя? Моего внимания? Жара моего члена меж твоих ног?

Я извивалась в его объятиях, я била и царапала его всюду, куда дотягивалась. Разум мой утонул в ярости. Красные полосы теперь бороздили его шею и подбородок. А я визжала, визжала, как банши.

Возможно, я и выбралась из могилы, а вот мой здравый рассудок явно остался там. А может, я хотела, чтобы он отомстил мне – ударил, выпорол, похоронил. Все что угодно, только бы скрыть то, как меня тянуло к нему, как я хотела, чтобы он сжимал меня крепче, когда я двигала бедрами, подаваясь навстречу ему.

Но Енош не уклонялся от моих нападок, не заставлял меня прекратить. Нет, то, что он делал, было куда хуже. Гораздо хуже.

Он позволял мне.

Енош терпеливо сносил все, а палец его меж тем уже скользнул под мое платье, раздвинул завитки волос, коснулся клитора.

– Продолжай, маленькая. Царапай меня. Бей.

Ну ладно. Я повиновалась.

Я распалялась с каждой атакой, с каждым хлестким взмахом ладони, сжигая все муки, которые так долго изматывали меня. Слишком долго. Все – от сплетен, преследовавших меня, от осуждения до несправедливости – я вложила в свои кулаки и ногти.

И мне было хорошо.

Я освобождалась.

Внезапный прилив тепла к лону подсказал мне, что штаны Еноша испарились. Чуть откинувшись назад – его ладони уперлись в поросшую травой землю – он приподнял меня, сидящую на его бедрах, усиливая восхитительное давление.

И это тоже было приятно.

Теряя запал и точность, я продолжала шлепать ладонями по его груди, одновременно быстрее двигая бедрами, потираясь о его закаменевший ствол, пока мои ноющие соски не стали такими же твердыми, но… О, этого было мало!

– Нет, моя жена не захочет сбежать от меня, верно? – Енош смотрел на меня. Красные пятна и царапины на его лице уже исчезли. – Ибо я – биение ее сердца, кровь в ее венах и жар, за который она так отчаянно цепляется.

Тон его почти не скрывал самодовольства и надменности; верхняя губа слабо подергивалась, как будто привычная маска пыталась вернуться.

Но я этого не допущу.

Потому что отказываюсь продолжать это безумие!

Потому что разобью чертову маску сегодня ночью!

Не тратя время на очередную атаку, я вновь повела бедрами, и головка его члена уперлась во вход. Я чуть-чуть надавила, Енош зажмурился, и его стон слился с моими всхлипами.

Я дрожала, охваченная лихорадочным жаром, раскачиваясь, загоняя его глубже и глубже. М-м-м, как же он пульсирует во мне, горячий и твердый, согревая меня так, как давно уже отказывался согревать.

Енош с усилием выдохнул и прижался лбом к моему лбу.

– Как же сладостно твое жаждущее лоно сжимает меня.

Я прижималась к нему, и мы двигались в едином ритме. Я отдавалась теплу, которое порождал этот ритм, – не устояла перед каплей порочной неги в аду вечного холода и душераздирающего одиночества. Я преследовала каждую искру, покалывающую мой клитор, каждую судорогу внизу живота.

Я толкнула его в грудь, и он упал спиной в траву, даруя мне наслаждение от того, что проник еще глубже. Руки его блуждали по моей талии, толкая меня вниз каждый раз, когда сам он подавался вверх, и клитор мой терся о его твердое тело.

Потом дыхание Еноша участилось, и он издал гортанный стон:

– Назови меня по имени!

Я навалилась на него, ерзая и подскакивая, пока между моих ног не вспыхнул пожар.

– Енош…

Обжигающий, изнуряющий, бешеный огонь растекался по мне, пожирая все тело, внутри и снаружи, проникая в кончики пальцев, да что там, даже в корни волос, вызывая блаженную дрожь, покрывая кожу смешными пупырышками и вставшими дыбом волосками.

Енош, задохнувшись, напрягся подо мной. Бедра его застыли – как всегда, когда он достигал вершины наслаждения. Боги, возможно, непредсказуемы, а вот мужчины – вполне.

Я соскользнула с него и устроилась на его груди.

За моей спиной напряженный, не разрядившийся член Еноша шлепнулся о его живот, но его мучительный стон лишь вызвал у меня улыбку. Енош уставился на меня расширившимися глазами, бессознательно выгнулся подо мной, лихорадочно толкая меня назад, к своему стержню.

Но было уже слишком поздно.

Застонав, задергавшись, он выплеснул семя на собственный живот. Или на подол моего платья? Кто знает?

– Трение, – я наклонилась к нему, коснулась кончиком языка мочки уха. – Это заложено природой – двигаться, качаться, соприкасаться в поисках его. Но если его убрать, отказаться от прикосновений, поддавшись наслаждению, – тебе станет больно. Ты можешь быть богом, хозяин, но в такой момент твой член заставляет тебя выглядеть довольно-таки смертным.