Королева праха и боли

Черные и белые мушки прыгали перед моими глазами, множась с каждым сотрясением, мешая увидеть хоть что-то. Колотые раны в животе невыносимо жгло. Все вокруг расплывалось вместе с сознанием, бесконечно повторяясь снова и снова.

Кости. Лестницы. Кости. Мост. Кости.

Трупы.

Из коридоров за моей спиной хлынули дети. Они бежали за нами, маленькие тела на разных стадиях разложения, но у всех у них было кое-что общее.

Лопаты.

Дети волочили по земле белые костяные лопаты, и те громко скрежетали, особенно когда трупы обгоняли нас. Нет, этого не может быть. Только не могила!

– Разве я не был снисходительным, терпеливым мужем, разве не отгонял от тебя гниль? Сдерживал гнев, невзирая на все твои многочисленные прегрешения? – Из коридора, полного тьмы, Енош вынес меня в леденящий душу мрак ночи. – Ох, маленькая, я тебя предупреждал. Столько раз предупреждал тебя, но моя жена ведь не слушает.

Тело мое окаменело, а вот чувства обострились. Сладость весенних цветов злобной насмешкой щекотала нос. Влага оседала на обнаженных икрах, прямо под крепко держащими меня руками Еноша. Где я? О мой бог, что это за шум?

Уши мои уловили скрежет вгрызающихся в землю лопат. Близко. Еще ближе. Потом Енош резко остановился, повернулся – и я наконец увидела.

Волна ужаса захлестнула меня, пропитала все тело, вывела из строя легкие, утопила меня в море праведного страха. Совсем рядом со мной чернела глубокая могила, пустая, если не считать нескольких детей, все еще карабкающихся наружу, чтобы встать рядом с остальными около выкопанной кучи.

– Гхммм! – Я замолотила кулаками по спине Еноша, дергаясь и извиваясь так, что завопили раны в моем животе. – Мхммм… Ммм….

Енош спрыгнул в могилу, и я ударилась о его плечо – так сильно, что едва поняла, как он опустил меня на сырую холодную землю. Где-то гудели насекомые. Что-то скользнуло по моей лодыжке, мокрое, противное.

Нет, я должна выбраться отсюда. Должна…

– Тс-с-с… – Рука Еноша легла на мою грудь, пригвоздила меня к земле так, что какой-то корень вдавился в шею. Муж наклонился, приблизив губы к моему уху. – Семнадцать дней и ночей – вот то, что ты все еще должна мне. Могила станет твоим костром, всепоглощающим пламенем. Гниль, точно языки огня, будет вгрызаться в твою плоть.

– Ркххх! – Я корчилась под его ладонью и, едва он ослабил давление, обвила руками его шею, обхватила ногами талию. – Ххкммммх… ммммх…

– Отпусти меня.

Но я вцепилась сильнее, вжалась в него так, что суставы заломило, а хруст костяшек огласил ночь. Нет, я не отпущу. Не отпущу. Не…

– Даже сейчас… – Вздох сорвался с его губ, дрожащий вздох – дрожащий, как и прижатые к моей груди пальцы. – Даже сейчас я хочу заключить тебя в объятия… Холодный лживый труп.

Долгие секунды ничего не происходило. Ни один из нас не шевелился, только мелкий песок сыпался со стен могилы, да шлепались большие комья из-под ног выстроившихся по краям детей. Неужели он… колеблется?

Искра надежды вспыхнула в глубине моей души.

Пожалуйста, не отпускай меня! Держи! Обними!

Я провела рукой по его черным волосам, все еще влажным после источника, притянула к себе так, что его висок прижался к моему, а он все продолжал стоять на коленях над моим телом.

Нет, он этого не сделает.

Только не со мной.

Верно?

Енош подсунул ладонь под мою спину, но не поднял меня, хотя по напряжению его руки я чувствовала, что он это обдумывает.

– Благословенна ты, так ненавидящая меня.

Охваченная страхом, я еле-еле покачала головой. Ох, как бы я хотела ненавидеть его, как ненавидела бы любая нормальная, здравомыслящая женщина, оказавшаяся в могиле и видящая перед собой своего могильщика. Но я не нормальная, потому что я мертва. И не здравомыслящая, потому что мой нерожденный ребенок, скорее всего, жив.

– Если бы я только мог заставить себя возненавидеть тебя, – прошептал он голосом, лишенным каких-либо эмоций, – тогда, возможно, это древнее сердце в моей груди не болело так от того, что я должен сделать.

Он убрал руки.

Все мои конечности соскользнули с него.

Паника ударила в голову.

Нет! Нет! Нет!

Он без особых усилий выбрался из могилы, оставив свою жену на дне – оглушенную, ошеломленную. Меня так трясло, что руки и ноги бесконтрольно подергивались. Неужели он и вправду похоронит меня заживо? Нет, Енош не может быть таким…

Что-то попало мне в глаз.

Я зажмурилась и вскинула руки к лицу, чтобы потереть, убрать из глаз жжение. Но грязь продолжала сыпаться на меня с тихим звуком – под мерный сухой скрежет вонзающейся в землю лопаты.

Желудок скрутило, накатила тошнота, обжигая пищевод – и застряла в горле. О мой бог. Он хоронит меня живой. Нет. Нет. Нет-нет-нет!

Когда очередной ком суглинка тяжело шлепнулся мне на грудь, я резко перевернулась. Попыталась подняться на подгибающиеся ноги. Выбраться. Выбраться отсюда. Мне нужно выбраться отсюда наружу!