– Ну, пригляди, – согласился я и двинулся к источнику. – Сообщи, если она снова заговорит с трупами или если хоть нос высунет со двора.
– Да, хозяин.
Я шел по Бледному двору, по его многочисленным мостам, но не находил радости в своем творении, потому что в венах моих пульсировал гнев. О, моя находчивая жена, вероятно, ищет способ сбежать от меня среди воспоминаний тех, кому это не удалось.
Добравшись до бассейна, я разделся, скользнул в воду и побрел вдоль окаймляющей источник скалы, постанывая от жара. Потом пар пробрался мне в горло – едкий, кусачий, тошнотворный.
Пепел. Горький, горький пепел.
Я сходил с ума от отвратительного смрада, который никак не оставлял меня, сколько бы я ни мылся, ни скребся, ни уливался маслами. Почему зловоние не уменьшается?
Потому что оно застряло.
Застряло. Под. Кожей.
Призвав хранящиеся на Бледном дворе кости, я сотворил нож. Шершавая рукоятка удобно легла на ладонь. Один глубокий вдох – и я поднес клинок к руке.
Острое, обжигающее костяное лезвие вошло под кожу – по предплечью потекли ручейки крови. Кровь собиралась у локтя, капала в воду и растекалась там алыми кольцами, наполняя и без того густой воздух запахом меди.
Большим пальцем я прижал отделившийся лоскут кожи к лезвию и резко рванул, обнажая набухшие вены.
Клочок за клочком – я долго избавлялся от горькой вони, сдирая ее с себя всюду, куда мог дотянуться. Всякий раз, когда на влажный камень шлепался новый розовый кусок, я приседал, погружаясь в источник, чтобы соленая вода выжгла мерзостные выделения.
– Опять? – Из темного коридора выступила моя жена – собственной персоной. Она подошла к краю источника, одной рукой придерживая мертвого мальчишку, чтобы тот не свалился в воду. – Сколько раз ты будешь избавляться от кожи? Ты же не змея.
Я – бог, созданный идеальным, и все же я отвернулся, пряча свое временное уродство, – я ведь ободрал себя до мяса.
– Столько, сколько потребуется.
Моя маленькая спокойно стояла и смотрела на меня. Золотистые волосы были вплетены в венчающее ее голову гнездо из тоненьких пальчиков. Как же она красива. Самый прекрасный, самый опасный труп. Зачем она пришла?
Она с усилием сглотнула:
– Поскоблить спинку?
Ее неожиданное предложение удивило и насторожило меня:
– Ты шутишь?
– Ты вплавил в мой череп детские пальцы и приставил ко мне свиту из трупов. Щелк, щелк, щелк. Дни напролет щелкают за моей спиной их костяные пятки. – Что ж, это, пожалуй, объясняет тщательно завязанную обувку на их маленьких ножках. – Это сводит меня с ума. Нет, Енош, я не шучу… Мне просто очень хочется освежевать тебя заживо.
– Ах, жена, сдирающая с мужа кожу… Что это, если не истинная любовь? – Как вариант – очередная уловка. Причем скорее всего, но мне было любопытно посмотреть, что она задумала, поэтому я протянул ей нож: – Ну, побалуй себя.
Глава 11
Ада
Енош смотрел на меня снизу вверх. Лицо его было ободрано, обнаженное мясо сочилось кровью, и желудок мой перевернулся вверх дном, а кишки просто вывернулись наизнанку. Не знаю, было ли его навязчивое желание свежевать себя как-то связано с моим замечанием о его запахе, но я пожалела, что упомянула об этом.
Я взяла у него костяной нож, потом кивнула на детей:
– Можешь сказать им, чтобы они сели? Мне как-то неохота снова выуживать их из воды.
Маленькие костлявые задики тут же со стуком шлепнулись на пол; дети скрестили ноги и уставились на меня. Рядом завихрилась костяная пыль, насыпаясь в глубокую миску.
– Одно только сдирание кожи мало что дает, – сказал Енош. Кончики темных, отрастающих заново бровей над его нетронутыми веками покраснели. – Нужно поливать обнажившуюся плоть соленой водой, прежде чем рана заживет, а заживает она быстро.
Я присела на корточки у края источника, вдыхая запах ржавого железа и глядя, как его лицо оплетает тонкая паутина новой кожи.
– Я вижу.
Серебристые глаза Еноша не отрывались от меня. Переносица уже полностью восстановилась, кожа на ней была гладкой – ни единого шрама.
– Тебя это ужасает? Кровь? Сырое мясо? Пульсирующие вены? Мое изуродованное лицо?
– Я видела и похуже. – Небеса, да красота его лица была источником как минимум половины моих проблем. – Повернись.
К моему удивлению, он послушался, без суеты и выговоров.
– К чему утруждать себя мытьем трупов, маленькая? Ты ведь наверняка заметила, что они продолжают разлагаться?
Я села, подобрала подол платья и по щиколотки погрузила ноги в воду по обе стороны от Еноша.
– Ну да, кожа на их животах морщится и слазит, что говорит о том, что ты их… не восстанавливаешь.
– Ответь на мой вопрос.
Голос его был так суров, что мои плохо гнущиеся пальцы задрожали, когда я приставила клинок к его левой лопатке.
– Ты прекрасно знаешь, почему я это делаю. Иначе ты бы не подсунул мне их.
– Еще одно доказательство того, как сильно ты любишь детей, – вздохнул он. – Моя жена никогда не перестанет ставить меня в тупик, пускай даже это и ожидаемо.
– Вдохни поглубже.
Острое лезвие легко вошло в его кожу и скользнуло вниз. Нож я вела почти параллельно направлению мышечных волокон, чтобы за один раз снять как можно больше кожи.