Королева Бедлама

Грейтхаус продолжал наступать, отвешивая финты налево и направо, хотя Мэтью уже начал читать его движения: по выносу плеча и положению опорной ноги он научился отличать истинный удар от отвлекающего маневра. Грейтхаус внезапно ушел вниз, а шпагу направил вверх: острие, видимо, должно было войти противнику под подбородок и выйти где-то в области загривка. Не дожидаясь этого, Мэтью отскочил назад.

— Ха! — вдруг заорал учитель, присовокупив к этому безумному радостному воплю резкий выпад.

Мэтью успел отразить шпагу, метившую в правое подреберье, однако удар получился слабенький: оружие описало в воздухе смертоносный круг и вернулось слева. На сей раз Мэтью не стал пятиться. Скрипнув зубами, он отбил шпагу так, как его учили: сильной частью против слабой.

Вот только слабых частей ни у Хадсона Грейтхауса, ни у его клинка не было. Он сделал лишь шаг назад, а затем вновь атаковал с чудовищной силой — как лев, почуявший родную стихию смертельного поединка. Удар был так могуч, что шпага едва не вылетела из руки Мэтью, а плечевой сустав — из суставной сумки. И тут же что-то серебристое сверкнуло под самым носом, — так рыба мелькает в темной воде. Мэтью дернул головой в сторону, однако острие клинка ожгло ему левое ухо прежде, чем он успел выставить шпагу для защиты.

Господи, в неописуемом ужасе подумал он. Я ранен!

Колени задрожали.

Грейтхаус медленно наступал: шпага стала продолжением его руки, лицо блестело от пота, а налитые кровью глаза видели уже не Мэтью, а поле битвы из далекого ратного прошлого, усыпанное кровавыми грудами отсеченных голов и конечностей.

Мелькнула мысль: пора звать на помощь. Этот человек сошел с ума. Если крикнуть погромче, миссис Герральд должна услышать. Она наверняка дома, хотя сегодня он ее не видел. Господи, только бы она была дома! Мэтью уже открыл рот, чтобы завопить во всю глотку, но тут Хадсон Грейтхаус всей своей грозной тушей ринулся на него, метя смертоносной шпагой прямо в голову.

Мэтью осталось лишь довериться инстинктам и как-то собрать воедино разрозненные факты о фехтовании, что болтались у него в голове. Он ухватился за рукоять шпаги, изо всех сил прижал большой палец — крепко, до ломоты в костях, — прикинул расстояние, скорость и… отразил новый удар. Внезапно шпага учителя полетела на него откуда-то снизу — расплывчатым серебристым росчерком, смертоносной кометой, — и опять Мэтью парировал атаку, и опять зубодробительный звон стали огласил каретный двор. Сам Грейтхаус казался теперь сгущением горячего воздуха, чудовищной тварью, получеловеком-полушпагой… Клинок его выделывал финты, прыгал влево и вправо, а затем змеей метнулся вперед. И вновь Мэтью его отбил — в последнюю секунду, практически у самой груди. Вот только пятиться ему было уже некуда: за спиной оказалась стена.

Кинуться в сторону он тоже не мог. Разъяренный учитель в мгновение ока настиг его, как гром настигает молнию. Мэтью успел загородиться от него шпагой, и клинок Грейтхауса с грохотом обрушился на нее — сильной частью против сильной. Мэтью стискивал шпагу из последних сил, пытаясь не дать противнику одной лишь грубой силой выдрать у него оружие. Сталь визжала по стали. Еще чуть-чуть, и запястье хрустнет, чувствовал Мэтью. Лицо Грейтхауса и горящие глаза его казались огромными демоническими планетами. В тот миг, за секунду до перелома, Мэтью почему-то пришло в голову, что от Грейтхауса разит козлом.

Внезапно давление на шпагу ослабло.

— Ты покойник.

Мэтью поморгал. Что-то острое легонько кольнуло его в живот. Он опустил голову и увидел черную рукоятку шестидюймового кинжала, которую его учитель стискивал в левой руке.

— Одни прячут документы, — с язвительной улыбочкой произнес Грейтхаус, — а другие ножи. Я только что вспорол тебе брюхо. Потроха скоро хлынут наружу, особенно если будешь громко орать.

— Прекрасно, — умудрился выдавить Мэтью.

Опустив шпагу и кинжал, Грейтхаус шагнул назад.

— Никогда не позволяй противнику подобраться к тебе вплотную, ясно? Делай что хочешь, но держи его на расстоянии вытянутой шпаги. Видишь, как я прижимаю большой палец к рукояти? — Он поднял кинжал и показал Мэтью свою хватку. — Ничто не помешало бы мне вогнать это лезвие в твою хлебную корзинку, разве только сломанное запястье… И поверь, именно в живот тебя и пырнут, если подберутся так близко. Ранение это мучительное, боль зверская и моментально закрывает любые споры.

Мэтью сделал глубокий вдох, и каретный двор поплыл перед глазами. Если он сейчас упадет, то никогда не узнает, чем закончится речь Грейтхауса, — а значит, видит Бог, он не упадет. Пусть одно колено у него подогнулось и спина не держит, он устоит на ногах.

— Ты как? — спросил Грейтхаус.

— Ничего, — ответил Мэтью как можно суровее и отер мокрый лоб тыльной стороной ладони. — Не самый благородный способ убить человека.