Королева Бедлама

Поскольку за завтраком супруги Стокли еще не знали об убийстве Эбена Осли, первой проверкой на умение держать язык за зубами для Мэтью стал разговор с прачкой, вдовой Шервин, которой он каждую пятницу носил на стирку белье.

Эта крупная, могучая беловолосая женщина пережила двоих мужей и имела небольшой каменный домик на Куин-стрит, к которому была пристроена прачечная. Она коллекционировала городские сплетни и слухи, как иные собирают на подложках из черного бархата засохших бабочек. Больше того, вдова Шервин была замечательной прачкой, а денег ее услуги стоили небольших, и потому в ее заведении, несмотря на ранний час, собралось уже полдюжины клиентов, которые принесли с собой не только грязные сорочки и платья, но и последние новости. Недаром прачечную облюбовал и Мармадьюк Григсби: он приносил сюда стирку и неизменно задерживался на яблочный сидр с имбирными пряниками — поболтать с хозяйкой о том о сем, — а уходил с огромным количеством самого скандального материала, которого хватило бы «Уховертке» на добрый месяц. Впрочем, печатать эти истории Григсби не смел: боялся схлопотать пулю.

— Вот так но-о-о-очка!.. — сказала вдова Шервин, когда Мэтью вошел в прачечную с тюком грязной одежды. Слова эти были произнесены зловещим пророческим тоном, однако на щеках вдовы горел веселый балаганный румянец. — Ты, верно, уже слыхал?

— Простите? — только и смог выдавить Мэтью.

— Опять смертоубийство! — пояснила миссис Шервин. — Ночью на Баррек-стрит человека зарезали. Угадаешь кого?

— Э-э… не люблю я в угадайки играть, мадам. Вы уж мне сами скажите, пожалуйста.

Она отмахнулась: что с тебя взять!

— Эбена Осли! Попечителя сиротского приюта… А ты не слишком удивлен, как я погляжу. Разве ты не в этом жутком приюте рос?

— Не такой он был и жуткий… — Мэтью едва не добавил: «Пока туда не пришел Осли», но вовремя опомнился: — Когда я там жил. Разумеется, мне очень жаль Осли. Вот, принес вам четыре сорочки и три пары бриджей. — Той сорочки, которую замарал кровью Филип Кови, среди них не было: она теперь годилась разве что на тряпки.

— А с этой сорочкой что будешь делать? Вон какое пятно на самом видном месте!

Спасибо хмельному Джоплину Полларду, подумал Мэтью. Вчера, добравшись до дома, он пытался замыть пятно водой, но было поздно. Хорошо еще фирменный эль «Терновый куст» не прожег на сорочке дырку…

— Других у меня нет, придется так ходить.

— Спиртным, что ль, залил? — щурясь, спросила прачка. — По кабакам ночью шатался?

— И залил, и шатался, ваша правда.

— То-то чую, табаком разит. Джентльменские привычки, чтоб меня! Только успевай за вами, мужиками, мыть да стирать. Ладно, к понедельнику будет готово. Край ко вторнику, если не поспею. Слушай. — Она поманила его указательным пальцем. — Ты моего Мармадьюка, часом, не видал?

— Мистера Григсби? Видал.

«Моего Мармадьюка» — ха! Знать, печатник сюда не только посплетничать ходит.

— Коли еще увидишь, передай, что мне достоверный источник сообщил: вчера одной знатной даме с Голден-Хилла доставили из Амстердама серебряный сервиз. Когда ее супругу выставили счет, он поднял страшный ор, гремел почище любой пушки. Ну, жена тоже в долгу не осталась. Ссору закатили знатную — хай летел аж до Лонг-Айленда. Чуть из дома не вышвырнули, вот что было!

— Кого? Жену?

— Да нет, мужа! Всем известно, что Принцесса держит под каблуком этого… ой, я из-за тебя сболтнула лишнего! Ты ничего не слышал, Мэтью!

— Вы про Принцессу Лиллехорн?!

— Нет-нет-нет, я ничего такого не говорила! Ну все, ступай да помни: не у всех на Золотом холме жизнь золотая! И Дюку передай, хорошо?

— Хорошо, — ответил Мэтью и направился к двери.

Увы, порой уйти от вдовы Шервин было не легче, чем выбраться из смоляной ямы.

— Ты в каком трактире вчера побывал-то?

Мэтью решил не лгать. Вдова Шервин любую ложь за версту чуяла, как ищейка — зайца.

— Посидел немного в «Терновом кусте».

— Господи! — Она вытаращила глаза. — Да ты никак забыл про свои небесные книжки и спустился к нам, богомерзким язычникам, на землю?

— Надеюсь, одной ночи и одного пятна на сорочке мало, чтобы впасть в немилость.

— Зато хватит, чтобы милость отведать! Ведь так звать новую шлюху Полли Блоссом — Грейс Хестер. Милость Господня, тоже мне[1]. Она как раз в «Терновом кусте» работает.

— Вот этого я точно не мог знать.

Мэтью пришло в голову, что без ведома вдовы Шервин в Нью-Йорке никто не мог ни чаю испить, ни чашку разбить, ни в горшок отлить. Ее непомерное эго, подобно лампе — нет, маяку, — притягивало все городские байки, все вести, радостные и печальные, каковые никогда не дошли бы до судей и констеблей. Лишь сейчас Мэтью осознал, какой она кладезь ценных сведений, особенно для того, кто с недавних пор промышляет «решением проблем». Кроме того, она может пригодиться и в качестве городского глашатая.

— Чего это ты на меня так уставился? — спросила она, перестав на секунду перекладывать белье из одной корзины в другую.

— Нет-нет, ничего, — ответил Мэтью. — Я только дивлюсь, сколько всего вы знаете про самых разных людей. Давно вы в Нью-Йорке?