Королева Бедлама

Неужто он ослышался или неверно истолковал эти слова? Или врач и священник торопились все же по некоему общему делу?

Докторский саквояж стоял на земле. Под плащом у Вандерброкена была ночная сорочка, что также говорило в пользу неотложности дела. Если двое шли куда-то вместе, почему они утаили это от Лиллехорна?

Безусловно, Лиллехорн мог и заговариваться. Вполне вероятно, что он неправильно их понял или как-нибудь невразумительно задал вопрос. И все же странно.

Серьезное ли это прегрешение для слуги Господа — солгать?

Мэтью пришлось вытряхнуть эти мысли из головы. Ведь какая, в сущности, разница? Ясно, что ни преподобный, ни врач не имеют никакого отношения к убийствам. Как сказал Лиллехорн, они шли по южной стороне улицы и услышали крик Кови, только и всего.

«Нам придется его оставить».

Что-то не складывается, подумал Мэтью. И это скверно, потому что теперь — для внесения ясности — придется идти самому разговаривать с преподобным Уэйдом и доктором Вандерброкеном.

Последние дома на окраине Нью-Йорка остались позади. По обе стороны дороги теперь тянулись фермерские поля и сады, каменные стены и пасущиеся стада. Мэтью миновал большую старую мельницу на вершине Коммон-Хилла, после чего выехал на Бостонский почтовый тракт, огибающий громадное и глубокое озеро Коллект-Понд. Справа спускался к самой реке густой лес.

Ливни, к счастью, немного прибили пыль на почтовом тракте, да и сама дорога была поприличней той, что вела из Чарльз-Тауна в Фаунт-Ройал. Однако и сей путь мог довести толкового инженера-строителя до трясучки. Мэтью подумалось, что хуже всего в колонии приходится возчикам, что катаются между Нью-Йорком и Бостоном, — эти ямы да колдобины из кого хочешь душу выбьют. Впрочем, дорога была довольно-таки укатанная, по ней ездили местные фермеры, жители крупных имений к северу от города и, разумеется, те, кто держал путь в Бостон, а также в Ист-Честер и Нью-Рошелл.

Кругом было множество холмов, а между возделанными полями тянулись длинные отрезки дикого леса. Здесь, как и в Каролинской колонии, над дорогой нависали кривые сучковатые ветви деревьев, которые были древними еще во времена Генри Гудзона. Нет-нет да и шуршали в кустах, завидев Сьюви и Мэтью, испуганные олени. Над болотами роились темные облака насекомых, журчали по гладким булыжникам прозрачные ручьи. Как и тогда, в Каролине, Мэтью не покидало ощущение, что за ним пристально наблюдают индейцы — хотя увидеть затаившегося в чаще индейца белому человеку не под силу. Набухли тучи, полил дождь, потом тучи разошлись, и яркое солнце хлынуло на дорогу сквозь тысячи зеленых листьев над его головой.

Мэтью пустил Сьюви шагом, намереваясь перейти на рысь чуть позднее. Оставалось еще около получаса до развилки и поворота на более узкую дорогу, отмеченную грудой белых камней и уходящую налево от Бостонского почтового тракта — к нескольким имениям, прежними или нынешними владельцами которых были голландцы. Вот тогда можно пустить Сьюви рысью и минут за сорок одолеть последние четыре мили пути. Мэтью всегда дивился людям, которые по собственной воле уехали жить в такую глушь. Впрочем, некоторые предприятия, такие как каменоломня и лесопилка мистера Деконти, требовали много места и ресурсов. Где-то в этих краях, кажется, недавно появилось виноградарское хозяйство и винодельня, однако Мэтью их пока не видел. Безусловно, лишь бесстрашные и отважные люди могли жить здесь спокойно, не боясь, что на чай заглянут индейцы, но ведь и сам Нью-Йорк появился на свет трудами бесстрашных первопроходцев.

Солнце уже спускалось к горизонту: его лучи пробивались сквозь кроны деревьев не сверху, а чуть ниже. Дорога уходила вправо, огибая чащу. Птицы галдели громко и обнадеживающе, однако далеко на западе едва слышно рокотал гром. Время от времени Мэтью замечал среди деревьев зеленые утесы, взмывающие в сизую дымку. Мимолетные ливни мало его тревожили, а вот попасть в настоящую грозу не хотелось. Впрочем, даже промокни он насквозь, драгоценный конверт надежно спрятан и защищен.

Дорога теперь повернула налево и пошла в гору, а оттуда, шалунья эдакая, — вниз и снова направо. Одолев поворот, Мэтью увидел, что кроны дубов смыкаются над дорогой впереди, образуя зеленый свод наподобие храмового.

Теперь дорога шла строго вперед. Вот сейчас можно и рысью, решил Мэтью, однако не успел и опомниться, как справа из лесной чащи стрелой вылетели три перепелки, а следом за ними, ломая кусты, выскочил крупный гнедой конь с белой звездой во лбу.

Верхом на мускулистом животном скакал человек в черной треуголке с вороным пером, заткнутым за алую ленту, в белой сорочке с оборками, темно-синем сюртуке и белых бриджах. Увы, то был не обыкновенный путник, выехавший на увеселительную верховую прогулку, ибо нижняя часть лица его была закрыта темно-синим платком, а в руке он держал пистолет с огромным дулом длиной почти в локоть. Дульное отверстие смотрело прямо на Мэтью, чье первое желание — вонзить пятки в бока Сьюви и ошпаренным чертом помчаться прочь — вылетело у него из головы быстрее вспугнутой перепелки.