Король воронов

Блу сбилась со счета, сколько раз она сидела под этим буком. В то время как у нормальных людей бывает любимый свитер или любимая песня, любимый стул или любимое блюдо, у Блу всегда было дерево на заднем дворе. Конечно, не только оно – она любила все деревья, – но этот бук с самого ее рождения оставался чем-то неизменным. Блу знала углубления в его коре, знала, насколько он вырастает каждый год, знала даже особенный запах листьев, когда они начинали распускаться весной. Она знала свой бук так же хорошо, как остальных обитателей дома номер 300 на Фокс-Вэй.

И теперь она села, скрестив ноги, среди вывернутых корней, и положила себе на лодыжки коробку-головоломку, а сверху – тетрадь. Развороченная сырая земля холодила ей ляжки; возможно, будь Блу на самом деле практичным человеком, она бы прихватила что-нибудь, чтобы подстелить.

Или как раз лучше было ощущать ту же землю, что и дерево.

– Артемус, – сказала она, – ты слышишь меня? Это Блу. Твоя дочь.

Блу тут же подумала, что, возможно, сделала ошибку. Возможно, не стоило напоминать ему об этом. Тогда она оговорилась:

– Дочь Моры. Заранее извиняюсь за свое произношение, но у нас тут нет подходящих учебников.

Впервые у нее возникла идея воспользоваться коробкой-головоломкой Ронана, когда она беседовала с Генри. Он объяснил, что пчела переводит его мысли гораздо лучше, чем это сделали бы слова. Робо-Пи, по сути, была в большей мере Генри, чем всё, что сходило с его уст. Тогда Блу подумала, что деревья Кабесуотера всегда пытались общаться с людьми, сначала на латыни, затем на английском, но у них был и другой язык, на котором они разговаривали друг с другом – язык грез, который нашел отражение в коробке-переводчике. Артемус, казалось, даже в отдаленной степени был не способен выразить свои мысли. Возможно, эта штука помогла бы ему. По крайней мере, Блу пыталась хоть что-то сделать.

И теперь она повернула колесико, чтобы перевести то, что она хотела сказать, на язык грез, и записала в тетрадке слова, которые появились на поверхности коробки. Девушка прочла записанное вслух, медленно и неуверенно. Она помнила о присутствии Адама и Ганси, но это было даже приятно. Блу выполняла в их присутствии гораздо более глупые ритуалы. Будучи произнесены вслух, эти фразы немного походили на латынь. В представлении Блу они значили: «Мама всегда говорила, что тебя интересует мир, природа, то, как люди взаимодействуют с ней. И мне это тоже интересно. Я подумала: может, поговорим об этом на твоем языке?»

Ей хотелось сразу же спросить про демона, но она видела, какой эффект это произвело на Гвенллиан. Поэтому Блу просто ждала. Задний двор был точно таким же, как всегда. Руки у Блу вспотели. Она сама толком не знала, чего ожидала.

Девушка медленно повернула диск на коробке-головоломке, чтобы перевести с английского еще одну фразу. Прикоснувшись к гладкой, похожей на кожу коре бука, она спросила вслух:

– Ты бы мог, по крайней мере, сказать, слушаешь ли ты меня? Пожалуйста.

Оставшиеся сухие листья зашелестели – и больше ничего.

Когда Блу была младше, она проводила целые часы, выдумывая замысловатые варианты ритуалов, которые видела в исполнении членов своей семьи. Она читала бесчисленные книги о Таро, смотрела видео о хиромантии, изучала чайные листья, проводила спиритические сеансы в ванной посреди ночи. В то время как ее двоюродные сестры без малейших усилий говорили с мертвыми, а мать видела будущее, Блу тщетно старалась уловить хоть намек на присутствие сверхъестественного. Она тратила массу времени, напрягая уши в попытках услышать голос из иного мира. Пытаясь предсказать, какую карту она сейчас перевернет. Надеясь почувствовать, как дух усопшего коснется ее руки.

Это было именно оно.

Разница заключалась лишь в одном: Блу приступила к делу с определенной долей оптимизма. Она уже очень давно избавилась от глупой иллюзии, что у нее есть хоть какие-то связи с потусторонним миром. Если Блу сейчас и не грустила по этому поводу, то только потому, что не думала, будто это имеет какое-то отношение к потустороннему.

– Я люблю это дерево, – наконец сказала она по-английски. – У тебя нет никаких прав на него. Если кто-нибудь и может жить в нем, то именно я. Я люблю его гораздо дольше, чем ты.

Со вздохом она встала, отряхнув грязь с бедер. Блу жалобно взглянула на Ганси и Адама.

– Подожди.

Блу застыла. Ганси и Адам напряглись.

– Повтори, что ты сейчас сказала.

Голос Артемуса исходил из дерева. Не как голос Бога – скорее, как голос человека, стоявшего за стволом.

– Что? – спросила Блу.

– Повтори, что ты сейчас сказала.

– Что я люблю это дерево?