Король в жёлтом

Клиффорд прочёл записку, улыбнулся, просвистел пару нот из «Мисс Хейлетт» ¹⁴⁸ и сел писать ответ на листе своей лучшей кремовой бумаги. Покончив с этим делом, он заклеил конверт, взял трость и, насвистывая, принялся расхаживать по студии.

— Идёшь гулять? — поинтересовался Эллиотт, не оборачиваясь.

— Да, — ответил тот, но задержался, наблюдая через плечо художника за тем, как тот осветляет тени кусочком хлеба.

— Завтра воскресенье, — помолчав, заметил он.

— И?

— Ты уже виделся с Колетт?

— Нет, вечером увижусь. Они с Роуэном и Жакетт идут к Булану. Полагаю, ты тоже будешь, с Сесиль?

— Знаешь, нет, — ответил Клиффорд. — Сесиль сегодня ужинает дома, а я... я хотел сходить в «Mignon».

Эллиотт неодобрительно глянул на него.

— Ты можешь договориться о Ля Роше и без меня, — продолжил тот, избегая взгляда Эллиотта.

— Что ты ещё задумал?

— Ничего, — запротестовал Клиффорд.

— Можешь не говорить, — ответил его приятель, и в его голосе чувствовалось презрение. — Друзья не сбегают в «Mignon», когда накрыт ужин у Булана. Кто она? Хотя нет, не буду спрашивать — зачем это мне?

Тут он повысил голос и недовольно постучал чубуком трубки о стол.

— К чему пытаться уследить за тобой? Что скажет Сесиль? О, да, что она скажет? Клянусь Юпитером, ты не можешь хранить верность и два месяца. Как жаль. Квартал всё прощает, но к чему злоупотреблять его добротой — его и моей?

Он встал, натянул на голову шляпу и прошествовал к двери.

— Одному Богу известно, почему все мирятся с твоими выходками. Но это так, мирюсь и я. На месте Сесиль или другой милой девчушки, за которыми ты вечно ухлёстываешь и будешь ухлёстывать, говорю тебе, на месте Сесиль я бы хорошенько тебя отшлёпал! Я иду к Булану; извинюсь за тебя, обо всём договорюсь, и чихать я хотел, куда ты идёшь, но, клянусь черепом скелета в нашей студии, если завтра же ты не явишься с рисовальным набором и Сесиль под руку... если не будешь в хорошей форме, то всё — никаких алиби! Пускай думают о тебе, что хотят. Доброго вечера.

В ответ Клиффорд пожелал ему хорошего времяпровождения и улыбнулся своей самой милой улыбкой, а потом сел и остановил взгляд на двери. Он достал часы и дал Эллиотту десять минут на то, чтобы испариться, а потом позвонил в звонок, вызывая консьержа.

— Боже правый, какого чёрта я это делаю? — бормотал он.

— Альфред, — молвил он, когда на пороге появился мужчина с пронзительным взглядом, — прихорошись, переобуйся в годные туфли, надень свою лучшую шляпу и отнеси это письмо в большой белый дом на улице Дракона. Ответ можешь не ждать, mon petit ¹⁴⁹ Альфред.

Консьерж отбыл с фырканьем, в котором смешалось нежелание исполнять поручение и симпатия к мсье Клиффорду. Затем с большой тщательностью молодой человек примерил все красоты их с Эллиоттом гардероба. Он не спешил, временами прерывая туалет на то, чтобы побренчать на банджо или погарцевать на четвереньках со своими бульдогами.

«У меня есть два часа», — подумал он и одолжил у Эллиотта чулки, которыми перед этим играл с собаками. Потом он подкурил сигарету и оценил свой фрак. Опустошив карманы, — четыре платка, веер, пара скомканных перчаток по самый локоть — он пришёл к выводу, что фрак не придаст éclat ¹⁵⁰ его очаровательности, и задумался, чем же его заменить. Эллиотт был слишком худым, к тому же, его пальто теперь находились под замком. Пожалуй, у Роудена дела обстояли не лучше. Хастингс! Точно! Но когда он набросил куртку и профланировал к дому Хастингса, ему сообщили, что тот ушёл час назад.

— И куда же, о, пресвятые угодники, он запропастился?! — бормотал Клиффорд, осматривая улицу.

Домоправительница была не в курсе, так что он одарил её ослепительной улыбкой и прошествовал обратно в студию.

Хастингс находился поблизости. Люксембургский сад располагался в пяти минутах ходьбы от улицы Нотр-Дам ди Камп, и молодой человек сидел там под сенью крылатого бога. Уже час он ковырялся палочкой в пыли и смотрел на ступеньки, что вели от северной террасы к фонтану. Солнце лиловым шаром зависло над туманными склонами Мёдона ¹⁵¹. Длинные полосы туч, окрашенные розовым, застыли прямо над западным горизонтом, и купол Инвалидов ¹⁵² горел в мареве, как опал. За Дворцом дым из высокой трубы тянулся прямо вверх, в небеса — багряная полоса достигала солнца, превращаясь в колонну огня. Высоко над темнеющей листвой каштанов чёрным силуэтом возвышались башни-близнецы Сен-Сюльпис ¹⁵³.

Сонный дрозд щебетал в листве неподалёку, а голуби прилетали и уносились прочь с мягким шёпотом ветра в крыльях. Свет в окнах Дворца померк, купол Пантеона пламенел над северной террасой подобно небесной Вальхалле, а внизу мрачными рядами стояли королевы из мрамора и смотрели на запад.