Вскоре в дверь неуверенно стукнули, потом ещё и ещё раз, как вдруг по железному полотну двери пробежал зигзаг трещины.
— Сюда! — сказал Уэст, схватив Колетт за руку. — Брейт, за мной!
Они побежали к круглому пятнышку света в другом конце подвала. Свет пробивался сквозь решётку люка. Уэст жестом указал Брейту влезать ему на плечи.
— Толкай! Давай же!
С небольшим усилием Брейт приподнял крышку, выполз наружу и с лёгкостью поднял Колетт, которая уже стояла на плечах Уэста.
— Скорее, старина! — воскликнул тот.
Брейт зацепился ногами за ограду и потянулся за другом. Подвал уже заливал жёлтый свет, а воздух был пропитан запахом масляных факелов. Железная дверь ещё держалась, но металлическая пластина уже поддалась, и в проёме показалась крадущаяся фигура с факелом.
— Быстрее, — прошептал Брейт, — прыгай!
Уэст висел, раскачиваясь, пока Колетт не ухватилась за воротник, и они, в конце концов, не вытянули его. Потом у девушки сдали нервы, она разрыдалась, но Уэст обнял её и повёл через сады на другую улицу, где их догнал Брейт, который уже успел закрыть люк и придавить крышку каменной плитой. Уже почти стемнело. Они бежали по улице, которую освещали лишь короткие вспышки взрывов и горящее здание. Они обходили пожары стороной, но даже издалека видели тени мародёров, которые сновали меж развалин. Иногда им встречались женщины, обезумевшие от выпивки и проклинавшие всё на свете, или сгорбленные подозрительные мужчины, чьи почерневшие лица и руки выдавали участие в грабежах. Наконец они добрались до Сены, перешли мост, и Брейт объявил:
— Я должен вернуться. Нужно проверить Джека и Сильвию.
С этими словами он повернул назад сквозь толпу, заполнившую мост, и пошёл дальше — вдоль каменной набережной, мимо бараков д’Орсе. Там он нагнал размеренно маршировавший взвод. Сначала прошёл человек с фонарём, потом ряд штыков, а затем в свете ещё одного фонаря мелькнуло мертвенно бледное лицо.
— Хартман! — выдохнула Колетт.
Затаив дыхание, они со страхом смотрели на набережную. С причала донеслось шарканье ног, хлопнули двери барака. С чёрного входа ещё мгновение виднелся свет фонаря, толпа прижалась к решётке, а затем на каменном плацу прозвучал ружейный залп.
Вдоль набережной один за другим загорались масляные факелы, и скоро вся площадь пришла в движение. С Елисейских полей через площадь Конкорд спускались остатки войска — разрозненные группки людей, то тут, то там. Они тянулись со всех улиц, а за ними шли женщины и дети. Ледяной ветер проносил под Триумфальной аркой шёпот толпы, который терялся в тёмных переулках:
— Perdus! perdus! 117
Мимо, как призрак уничтожения, проходила быстрым маршем замыкающая часть батальона. Уэст тяжело вздохнул. Вдруг из тёмных рядов вырвался силуэт и выкрикнул его имя. Уэст узнал Трента. Тот, бледный от ужаса, ухватился за друга.
— Сильвия?
Уэст молча уставился на него, а Колетт простонала:
— Ох, Сильвия! Сильвия! Они ведь обстреливают Квартал!
— Трент! — крикнул Брейт, но тот уже скрылся из виду, и догнать его не представлялось возможным.
Бомбардировка прекратилась, как только Трент пересёк бульвар Сен-Жермен, но проход на улицу Сен оказался заваленным горой дымящегося кирпича. Вся мостовая была испещрена воронками от снарядов. Кафе превратилось в развалины из дерева и стекла; здание книжной лавки, расколотое от крыши до фундамента, казалось, вот-вот обрушится; маленькая булочная, которая уже давно не работала, выпирала на тротуар под тяжестью черепицы и обрывков жести.
Он перелез через горячие кирпичи и поспешил на улицу Турон. На углу полыхал пожар, освещавший весь квартал, а на голой стене под разбитым газовым фонарём мальчишка выводил угольком надпись:
ЗДЕСЬ УПАЛ ПЕРВЫЙ СНАРЯД
Буквы как будто таращились на него. Крысолов закончил писать и отошёл полюбоваться на свою работу, но при виде штыка в руках Трента вскрикнул и бросился наутёк. Трент прокладывал себе путь по разрушенной улице, а изо всех дыр и щелей выскакивали разъярённые женщины, осыпая его проклятиями за то, что он оторвал их от грабежей.
Поначалу он не мог найти свой дом — ему мешали слёзы — но он на ощупь продвигался вдоль стены, пока не обнаружил входную дверь. В коморке консьержки горел фонарь, а под ним лежал мёртвый старик. От страха у Трента подкосились ноги, и он облокотился на винтовку, а потом, схватив фонарь, кинулся вверх по лестнице. Он хотел позвать Сильвию, но язык онемел. На втором этаже обвалилась штукатурка, как и на третьем, а на лестничной клетке в луже крови лежала консьержка. Следующий этаж был его — их. Дверь висела на петлях, в стенах зияли дыры. Он прополз внутрь, к кровати. Его шею обвили руки, и он разглядел заплаканное лицо.
— Сильвия!
— О, Джек! Джек! Джек!
Возле них на смятой подушке рыдал ребёнок.
— Его привели, он мой, — всхлипнула она.
— Наш, — прошептал Трент, обнимая их обоих.
С лестницы донёсся встревоженный голос Брейта:
— Трент! С вами всё в порядке?
УЛИЦА МАДОННЫ ПОЛЕЙ