Король-паук

Брат Жан, некоторое время слушавший их разговор, сказал смиренным тоном:

— С вашего позволения, монсеньор. Я ужасно устал.

Столько людей, ничего не подозревающих, ни о чём не предупреждённых, не успевших покаяться и получить отпущение грехов, вскоре превратятся в окровавленные исковерканные трупы, в которых трудно будет узнать человеческие существа! В прошлых войнах, когда оружие было не столь страшным, по крайней мере, оставалось хоть что-то, что можно было похоронить.

Людовик рассеянно ответил:

— Конечно, брат Жан, отдыхайте. Это уже не ваша епархия. Спокойной ночи.

Когда священник поднялся, они увидели его перевязанную руку, которую тот прятал под столом. Отвечая на удивлённый взгляд Анри, Людовик проговорил:

— Он отказывается лечить собственную руку, — а затем объяснил, как брат Жан получил свой ожог. — Хотя он всегда бросается на помощь самому простому солдату со своей банкой с мазью. Он лечит даже англичан — разумеется, после французов.

— Ну конечно же, — произнёс Анри.

Затем они стали обсуждать технические детали своего плана с бракованной пушкой.

— Возле неё обязательно должны быть люди, — сказал Людовик. — Тогда всё будет выглядеть гораздо убедительнее.

— Да, но их разнесёт в клочья, монсеньор!

— Я же не говорю о живых людях. Наверняка, прежде чем дело дойдёт до пушки, у нас погибнет несколько человек. Зачем же просто так закапывать трупы, когда их можно использовать.

Анри внимательно посмотрел на принца с другой стороны стола — глаза Людовика ярко блестели, и этот блеск не мог быть вызван тусклым мерцанием свечи. Капитан Леклерк по-новому взглянул на дофина.

— Похоже, что эта деталь мне не пришла в голову, монсеньор.

Глава 15

На следующее утро, хорошенько выспавшись, Людовик сказал: — Сначала я дам ему шанс раскаяться и выполнить свой долг. Брат Жан меня здесь одобрит, кроме того, это будет дешевле.

В это утро они понесли свою первую потерю. Он отправил к закрытым воротам Лектура герольда — красивого молодого человека из знатной семьи, — он не был вооружён и сидел на красиво убранном коне. В руке герольд держал позолоченное копьё концом вниз, так, чтобы остриё смотрело не в сторону противника, а было повёрнуто к нейтральной почве. К древку копья было прикреплено белое знамя, которое развевалось на ветру и было хорошо видно. В последнее время такие знамёна означали приглашение к перемирию.

Так что не понять, что хочет передать дофин, было просто невозможно. Было очевидно стремление к переговорам.

Однако так никто и не узнал, что бы сказал дофин, какие уступки он мог бы сделать, какие обещания дать. Грубая действительность разрушила все их ожидания, — как только ничего не подозревающий герольд приблизился к замку на расстояние стрелы, произошло чудовищное нарушение всех рыцарских законов. Со стен на него посыпался град стрел. Вперемежку с обычными стрелами в этом потоке мелькали и смертельные стрелы арбалетов, они неслись с чудовищной скоростью по более низкой траектории, готовые пронзить даже железные доспехи. Однако на герольде доспехов не было. Лошадь и всадник упали. Кровь человека смешалась с кровью животного в смертельном единении. Белый флаг перемирия упал не сразу — копьё случайно вонзилось в землю, и ещё долго этот флаг развевался над телами. Затем раздался чей-то «удачный» выстрел, — поскольку они продолжали стрелять и по упавшим, — и белый флаг накрыл юношу, но вскоре белый шёлк стал постепенно окрашиваться в красный цвет. Со стен послышались торжествующие вопли людей д’Арманьяка, как будто они совершили необыкновенное геройство.

— Личность герольда неприкосновенна! — вскричал Людовик, белея от ярости. — Арманьяк — идиот!

Брат Жан произнёс печально:

— Возможно, он просто безумец.

Этим же вечером перед самым закатом Людовик направил значительные силы против одной из секций крепости. Жан д’Арманьяк, наблюдавший за сражением с высокой мощной башни своего замка, презрительно фыркнул:

— Говорят, что дофин — умный человек, однако он выбрал самое низкое место крепости, достаточно уязвимое. Неужели он не понимает, что именно здесь сосредоточены основные силы?

Было много раненых и убитых, и брату Жану пришлось всю ночь провести возле умирающих, провожая их в последний путь; проклятия, которые те перед смертью посылали в адрес дофина, говорили о том, что они разделяют мнение Арманьяка о военном искусстве Людовика.

Арманьяк пошёл в комнату кухонной девки, которая уже успела к тому времени нарожать ему нескольких детей, а потом, хорошенько набравшись вина, спустился в подвал, где он держал свою сестру.

— Эй ты, козочка, — с трудом ворочая языком, проговорил он, — хочу рассказать тебе о своей грандиозной победе. Возможно, после этого ты опять станешь ласково, как прежде, разговаривать со мной. Ну, подойди ко мне поближе, Изабель. — Однако она отпрянула.