Король и Дева (СИ)

Двалин, клюя носом возле остывших разбросанных головешек, прижимал к себе обеими руками завернутых в одеяла непутевых племянников короля, бледных и искусанных. Балин, нахмурившись, дремал около брата - очевидно, он тоже помогал отбиваться от нечисти. Остальные гномы, просыпаясь, позевывали в отдалении. Кили пострадал больше всех - он раньше упал и хуже защищался. Лицо у Жанны было почти не повреждено - она старалась, как могла, закрывать его руками, защищая глаза. Зато прочие открытые места у всех троих были покрыты крошечными красными точками, из которых продолжала сочиться кровь.

Торин, поднявшись, опустил Жанну на землю рядом с ними. Посмотрел в глаза, провел рукой по волосам.

Кили похрапывал справа. Фили, проснувшись, посмотрел на дядю виновато. У Торина от злости аж ноздри раздулись, он ожег племянника взглядом и молча повернулся к Двалину. Тот сразу проснулся. Они тихо поговорили о чем-то. Жанна села, оглядываясь. Произошедшее показалось бы ей далеким и нереальным, если бы не мертвые бабочки под ногами да саднящие укусы.

«А ведь Торин прав. Напали на нас троих, сидевших у огня, на освещенном месте, — она принялась на холодную голову прокручивать в голове события прошедшей ночи, — остальные гномы не пострадали, только Торин, Двалин и Балин, выручавшие нас, получили по паре укусов. Мы сами виноваты!»

Глаза, появившиеся из ночной тьмы, тоже пугали изрядно, - о повадках и виде их обладателей можно было только догадываться, - но не имели желания или возможности охотиться на путников. Дорога пока защищала их.

— Уж лучше бы изругал, — пожаловался девушке Фили; он тщетно пытался расчесать волосы пальцами. Кусочки крыльев, похожие на диковинные украшения, запутались в них, пыльца осыпалась, придавая светлой шевелюре легкий серебристый оттенок.

Оин немедленно обработал раны всех троих, и, осмотрев их внимательно в белесом свете наступающего дня, покачал головой. Больше всего ему не понравилось, что укусы до сих пор кровоточили, хотя прошло уже немало времени. Очевидно, какой-то яд, оставленный в ранках крылатыми хищниками, не давал им затягиваться, а крови свернуться. Лекарь переговорил с Торином, и тот приказал разбить лагерь прямо здесь, хотя это задерживало продвижение отряда.

Гномы быстро смели в кучу остатки бабочек, некоторые все еще трепетали. Оказалось, на ночь путники остановились на небольшой поляне. А может, это было просто расширение дороги. Бофур развел огонь, застучал котелками и посудой. Вскоре к почти родному запаху дыма прибавился и чудесный аромат готовящегося завтрака. Повар грозно стоял над Жанной, пока она не закончила есть, хотя сейчас заставлять ее было не нужно. У нее проснулся аппетит, и девушка с благодарностью протянула ему обратно пустую тарелку.

Торин теперь уже с Балином стояли на окраине поляны и о чем-то негромко разговаривали. Оин вновь подошел к своим подопечным, разлил всем по порции особо горькой настойки, не слушая возражений, смазал ранки еще раз и остался доволен. А Фили он сказал, что, если принц не перестанет дергаться и вертеться, то он попросит Двалина как следует придержать его! Представив себе эту картину, Фили судорожно вздохнул, притих, и больше не сопротивлялся. Кили все процедуры воспринимал без особенного волнения, не упуская, впрочем, случая подколоть брата:

— Не знал, что мечники боятся таких маленьких ножичков!

После краткой передышки, устроенной Торином, гномы собрались за считаные минуты. Решено было разводить огонь только ненадолго перед ночевкой, чтобы не привлекать внимания местных обитателей, и отряд двинулся в путь.

Так и повелось. Гномы каким-то шестым чувством определяли время, оставляя на привал не больше пары часов перед заходом солнца, и всегда вовремя гасили костер. Балин тщательно следил за этим. По ночам огонь разводить никто не пытался; караульные сидели парами в полной тишине, наблюдая за появляющимися ближе к утру фосфоресцирующими глазами, к которым стали понемногу привыкать. Даже хоббит следил за незваными гостями с явным любопытством. Ранки у Фили, Кили и Жанны затянулись, и больше ничего не напоминало о странных бабочках.

Местность вокруг не менялась, и Жанна, потеряв счет времени, уже не могла сказать точно, сколько дней прошло с тех пор, как они вошли в лес. Дорога однообразно вилась между похожими друг на друга деревьями, поросшими серым мхом, лишайником и плющом. Только деревья становились выше и толще, их стволы темнее, а кора на них - более старой, грубой и морщинистой.

В первый день солнце прорезало густые сомкнутые ветви так высоко, что его почти невозможно было увидеть, а теперь зеленый свод над головами стал еще темнее и гуще, совсем скрыв его. И стволы смыкались все теснее, отгораживая мрачное, душное Чернолесье от всего мира.