Король и Дева (СИ)

Большая, черная и мохнатая, как бархат, бабочка, перебирая лапками и покачиваясь, медленно выползла на тепло костра, как будто очнувшись от спячки, с трудом подволакивая тяжелые крылья. Затем подняла их вверх, показав с изнанки странный узор, багрово-черный, как запекшаяся кровь. Жанне вдруг стало не по себе. Бабочка чуть приподнялась, снизу зашевелились небольшие лапки, изящная черная головка с торчащими усиками повернулась, а блестящие глазки посмотрели на нее почти осмысленно. Внезапно взлетев, она села ошеломленной девушке на руку.

И тут же странное шуршание послышалось отовсюду, будто кто-то быстро перелистывал старую запретную книгу, которую ни в коем случае нельзя было открывать. Шорох приближался в абсолютном мраке, становясь все громче и громче. Он превратился в хлопанье множества крыльев, и на двух гномов и Жанну ринулись черные бабочки. Жанна почувствовала болезненный укус на кисти, где сидела первая из них, выползшая на свет. Девушка, взмахнув рукой, пыталась согнать ее, но та не отпускала руку. Вне себя от страха и отвращения, Жанна яростно прихлопнула бабочку. Красная кровь потекла из-под черных крыльев. Но бабочек было много, очень много.

Целый легион порхающих хищниц набросился на них с высоты. Жанна отбивалась с остервенением, но на место убитых спускались все новые и новые. Каждый норовил откусить небольшой кусочек. Она мельком увидела раскрытый в ужасе рот Кили — его лицо было все в крови, облепленное черными гарпиями, добравшимися до живой плоти. Фили катался по земле, пытаясь сбить с себя мерзких бабочек. Жанне казалось, что она сдирает их с лица вместе с кожей, с головы вместе с волосами. Девушка готова была упасть в костер, лишь бы избавиться от жадных упырей, решивших съесть их живьем. Потеряв равновесие и запнувшись обо что-то, она упала на землю.

И подумала: «А ведь никто из нас так и не закричал…»

Бабочки густым шевелящимся ковром накрыли их всех…

========== Часть 17. Лихолесье, или Что у дерева на завтрак ==========

— Двалин, займись ими! — нарастающий звон в ушах разлетелся, как стекло, от звуков низкого голоса, в котором явственно были слышны и жесткий металл приказа, и искры тревоги вперемешку со злостью. Тяжелый топот ног, отвратительный хруст вокруг, удары, чьи-то крики и опять тихий шорох от трепетания множества крыльев. Зловещее шуршание и причмокивание хищных хоботков не прекращалось ни на минуту.

С Жанны яростно, в несколько движений, сорвали всех облепивших существ, под которыми она задыхалась, не в силах издать ни звука, и быстро накинули одеяло. Одеяло было тяжелым и душным, она всхлипывала, барахталась, пытаясь выбраться из-под него, но покров казался бесконечным и край все никак не находился. Вокруг потрескивали мертвые и еще копошащиеся бабочки, Жанна скользила по мягкой пыли их крыльев, тщетно пытаясь отползти подальше. Ей казалось, что Торин едва успел вытащить ее из темной и тесной могилы. Ни гоблины, ни орки и вполовину не напугали ее так, как эти маленькие кровопийцы.

Жанне послышалось приглушенное ругательство на кхуздуле.

— Погаси костер, эти твари летят на свет! — низкий рык остановил новую волну шороха и шуршания.

Послышалось шипение и треск: похоже, кто-то, не жалея себя, затаптывал головешки ногами. Понемногу все стихло, бабочки улетели прочь, лишившись ориентира и потеряв своих жертв в непроглядном мраке. Жанна сбросила одеяло с лица и открыла глаза, но ничего не изменилось. Все та же абсолютная тьма окружала ее.

— Ты жива?

Жанна лишь молча кивнула. Гном вслепую провел рукой по ее лицу. Не разобрав, лоб и щеки были в крови, хрипло сказал:

— Здесь темно! Ответь мне! Цела?

— Да, — прошептала она, дрожа, и сама не узнала свой голос.

— Как они? — Торин, похоже, обращался к Двалину.

— Жить будут, — с усмешкой в голосе ответил старый вояка, — может, ума добавится у обоих!

Торин обхватил девушку, укутав в одеяло, прижал к себе, словно не доверяя этому месту. Жанна не сопротивлялась. Не видя ничего вокруг, будто ослепнув, она живо ощущала его присутствие, чувствовала его дыхание, пахнувшее горькими цветами, слышала биение его сердца. И знала, что гном, наконец, спокойно закрыл глаза. Девушка выпростала руки из-под одеяла и тоже обняла его. Во мраке и тишине, упавших на них темной завесой, это больше не было для нее запретным. Головная боль стала потихоньку стихать, словно уплывая куда-то, и никакие твари больше не являлись из черного леса…

Утром печальная серая муть вытеснила ночной мрак, и скоро там, снаружи, взойдет солнце.