— Здесь не тот случай, когда дело решает стремительный натиск. Мы не на войне. В любовных делах такие действия часто приводят к поражению, что и случилось с вами.
— Но я не могу ждать, тебе ведь известны мои принципы.
— Если бы Пенелопа не умела ждать, не быть бы Одиссею больше царём Итаки. Как видите, терпение помогло царице сохранить любовь, вам же оно поможет её завоевать.
— Что же, по-твоему, я должна сделать?
— Подружиться с мужем, найти путь к нему, дать ему время настолько привыкнуть к вам, чтобы любовь сама вспыхнула в его сердце как нечто вытекающее из этого. Тогда и придёт время собирать камни и вить из мужа верёвки. До той поры не советую предпринимать никаких решительных действий, иначе это приведёт к тому, что юный король возненавидит супругу и станет искать способ избавиться от неё навсегда.
— Полагаешь, он сумеет найти такой способ? Посмеет прогнать свою жену? Но куда? Найдётся ли место, где никто бы не знал, кто я такая и никому бы не было до меня никакого дела?
— Увы, мадам, такое место есть.
— Что же это?..
— Монастырь.
Сусанна вскрикнула и побледнела. Ирэн тем временем, выдержав паузу, продолжала:
— Тогда никто уже вас не спасёт, даже ваш деверь. Капет сильнее епископа, ему покровительствует император, вернее, императрица Феофано, под каблуком у которой сам папа.
Сусанна тяжело дышала, брови были сдвинуты, взгляд устремлён в одну точку — на пламя свечей в канделябре; язычки этого пламени плясали в глазах фламандской вдовы.
Наконец, не поворачивая головы, она, усмехнувшись, произнесла:
— Нет... Этого не будет. Я слышала, конечно, что король франков — избранник Божий, но папа не пойдёт у него на поводу. Да и с какой стати станет вмешиваться в это императрица?
Ирэн загадочно улыбнулась. Особа расторопная, она была посвящена в тайны, неведомые фламандской графине. И тут же поделилась одной из них:
— Здесь я вынуждена вернуться к этому гиганту, брату короля, который увёл вашего супруга в неизвестном направлении.
— И который самым нахальным образом отчитал меня в присутствии двора в день нашего приезда? О, я отомщу этому Гераклу, надев на него плащ, пропитанный кровью кентавра[26].
— Вам не следует играть роль Деяниры, мадам; напротив, вы должны быть милы и обходительны с этим человеком. Любовным чарам он по вполне понятным причинам не поддастся, но вам это и не нужно. Важнее другое: расположив нормандца к себе, тем самым обезоружить его.
— Но с какой стати? Что за игру ты ведёшь, Ирэн?
— Игра не сложная, а выигрыш завидный. Дело в том, что этот Голиаф в самых тёплых отношениях... с императрицей Феофано. Он переспал с ней.
— Святые небеса... — пробормотала Сусанна, в недоумении глядя на верную подругу.
— Теперь вы, надеюсь, понимаете, что стоит ему сказать слово любовнице, и от вас не останется и следа.
— Час от часу не легче! Но откуда тебе это известно?
— Брат моего любовника живёт в Ахене, где нынче двор императрицы. Оттуда до Гента не так уж далеко. Братья встречались месяц назад. Я присутствовала при их беседе и узнала, что ко двору Феофано приезжал нормандский граф.
— Фи! Из этого ничего не следует, он мог быть обычным послом.
— Обычного посла, мадам, императрица не стала бы провожать лично, да ещё и мило улыбаясь ему при этом.
Графиня выглядела совсем обескураженной, её угрюмое молчание служило тому подтверждением. Ирэн тем временем продолжала:
— Поэтому будьте поласковее с нормандцем, это для вашей же пользы. Что касается короля, то послушайте моего совета, который я дала вначале.
— Я помню. Совет, быть может, и хорош, но сколько это будет продолжаться: неделю, месяц, год? И всё это время жена будет оставаться нетронутой мужем? Неплохая перспектива, милочка. А что я скажу его отцу? Что я вполне довольна супругом, ибо он не устаёт дарить мне незабываемые ночи любви?
— Именно так и надлежит себя вести, мадам, но для этого надо сначала договориться с Робертом, пусть и он ведёт ту же игру. Таким образом, вы окажетесь с ним в одной команде, в этаком небольшом заговоре, что и должно в конечном счёте сблизить вас. Остальное — дело времени и вашего терпения.
Благоразумный совет. Будь Сусанна столь же умна и дальновидна, как её наперсница, она так и сделала бы и, можно быть уверенным, в конце концов добилась бы своего. Но эта женщина была чересчур нетерпеливой, желание немедленно затащить в постель собственного мужа, которому, кстати, она весьма симпатизировала, настолько завладело ею, что возобладало над разумом. Добавляла масла в огонь сладостная мысль, что она окажется первой у этого юноши, не познавшего ещё, по-видимому, женщины. А ожидание может затянуться; как знать, не займёт ли за это время место законной супруги другая — моложе, красивее, стройнее. И прощай тогда вожделенное право первенства, которое принадлежит ей.