Читаем Король франков полностью

   — Неплохо, чёрт возьми, жить под крылышком святой церкви, — сказал брат короля, когда они, миновав приёмную, стали спускаться по лестнице. — Теперь вы будете защищать друг друга: монах тебя — Божьим словом, ты его — своим мечом. Клянусь, нет союза благостнее, ибо он — основа мироздания.

Выйдя на освещённую из окна площадку, они остановились. Вправо уходил коридор шириной в пять римских локтей[3]. Генрих указал на него, увлекая спутника за собой.

Здесь, как в замке: эта башня — донжон, всё остальное — вокруг неё. Этим коридором мы попадём во дворец — место, где собирается двор и где покои королевы. Там же залы для танцев, ассамблей, театральных представлений и античные галереи для прогулок...

Вдруг герцог замолчал: там, откуда они удалялись, послышался какой-то шум. Он становился всё явственней, и наконец можно было понять, что идут люди. Степенно, не торопясь. Перемежая звук шагов, кто-то постукивал посохом об пол, что наводило на размышления.

   — Не иначе — епископ! — прошептал Генрих и скрылся в нише, за ним Можер. — Поглядим, отсюда нам хорошо видно.

Шаги приближались. Было слышно: шли двое. Показался первый; на нём лиловая фелонь с обшивкой внизу из драгоценных камней, на голове митра, в руке жезл с рукоятью в виде двух собачьих голов, повёрнутых в разные стороны.

   — Его преосвященство собственной персоной, — негромко проговорил Генрих. — Идёт жаловаться, чёрт бы его побрал. А за ним — узнаешь? — Твой старый знакомый.

Действительно, вслед за епископом показался хромающий викарий.

   — Мне придётся вернуться, — снова сказал Генрих. — Сейчас святой отец насядет на Гуго, брату нужна будет поддержка. — И прибавил немного погодя: — Однако скор же на ногу дядя, видно, племянник быстро пришёл в себя.

   — Может, пойти, отобрать у епископа посох, да и огреть им его по голове, чтобы больше не поднялся? — предложил Можер.

Герцог усмехнулся, поглядел в ту сторону, где уже затихали шаги.

   — Возможно, это и было бы самым лучшим, друг мой, но не в королевском дворце. Однако идём скорее, я покажу твою комнату и тотчас вернусь.

Они торопливо миновали коридор и вышли в галерею, нетронутую со времён владычества римлян — с колоннами и оконными проёмами в три полукружия каждый.

Едва их увидев, к ним устремились со всех сторон придворные.

   — Обычная история, — остановился герцог, — как в Лане. Только здесь двор побольше. Теперь нам проходу не дадут. Но чему удивляться, коли у нас такой гость!

   — Скорее расскажите нам новости, Можер! — сразу же загалдели фрейлины, обступая обоих мужчин. — Говорят, норманны вошли в Париж.

   — Вошёл один я, — объявил Можер. — Других норманнов ни впереди, ни позади себя я не видел, клянусь честью.

   — Значит, новость лжива и на нас попросту нагнали страху?

   — Уверяю вас, так и было. Увидев меня, горожане решили, будто я привёл с собой войско, и забили тревогу. Им не мешало бы при этом взглянуть на реку, свободную от судов. Викинги, как известно, предпочитают передвигаться по воде.

   — Но как парижанам удалось узнать, кто вы? Не стали же они интересоваться вашей родословной?

   — О, это весьма забавная история, она приключилась со мной на одной из здешних улиц.

   — Вы нам расскажете её, Можер? Мы непременно хотим услышать.

   — Конечно, чёрт побери! Однако вам придётся подождать, я ведь ещё даже не осмотрелся и пришёл, чтобы повидаться с матерью.

   — А почему вас так долго не было? Мы скучали без вас, — безумолчно трещали дамы.

   — Попробуем простить графа, ведь у него была уважительная причина, — кольнула нормандца карими глазами Альбурда. — Надо полагать, граф Нормандский приехал один, избежав при этом взаимных обязательств?

Можер хотел ответить, но ему не дали и рта раскрыть.

   — Какое счастье, что у нас гостит герцогиня Гуннора, — обворожительно улыбнулась Магелона. — Как хотите, Можер, но мы её теперь не отпустим.

   — Ах, в самом деле, считаю долгом доказать её светлости, что французский двор ничуть не хуже нормандского, — и Арсинда, вдова виконта де Тюренн, слегка ущипнула нормандца за локоть.

   — Прекрасно, милочка, — одарила её насмешливым взглядом Гизоберга, — эту работу мы предоставим вам, а сами займёмся другой: постараемся убедить в этом же её сына.

Фрейлины рассмеялись. Маникор, барон де Мэн, с улыбкой взял нормандца за руку:

   — Не суди наших дам слишком строго, Можер. У них мало развлечений, ты их должен понять. Всякое новое лицо при дворе для них целое событие.

   — Ох, и доберусь я до вас, — нарочито грозно сдвинул брови Можер, потом добавил, уже мягче: — Мои прелестницы.

   — Когда же? — тотчас устремились на него любопытные взгляды.

   — Вот только повидаю герцогиню.

   — Она так ждёт вас, постоянно спрашивает, а мы лишь пожимаем плечами в ответ. Сейчас она у себя.

   — Я думаю, мать покажет твои апартаменты, — опустив руку на плечо нормандцу, сказал герцог и, развернувшись, ушёл.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза