— Епископ и король воюют друг с другом, хотя внешне и не подают виду. Каждый из них хочет властвовать в юроде. Вот и мечутся иные в поисках силы и местечка потеплее.
— Ты слышал, Рено? — повернулся Можер к монаху. — Теперь будешь жить во дворце. Согласись, это всё же лучше, чем подставлять спину под плети какого-то викария. Что касается работы, то всегда найдутся желающие послушать слово Божье и исповедаться в грехах. Не так ли, герцог?
Тот, улыбнувшись, кивнул.
— Да пребудет с тобой Господь и да продлит Он твои дни, граф Можер. Да обойдут тебя стороной горести и хвори, — смиренно произнёс брат Рено, осеняя своего благодетеля распятием. Потом поглядел на герцога.
— Это брат короля, — пояснил Можер. — Напутствуй и его Божьим словом, приятель, ибо Генрих хороший человек и добрый христианин.
Монах с готовностью повторил «заклинание». Расчувствовавшись, Генрих припал губами к распятию. Затем они втроём стали подниматься по винтовой лестнице на самый верх башни.
— Знаешь, едва ты приехал, как Париж залихорадило, — говорил по дороге герцог. — Только и слышно отовсюду: «Норманны! Норманны!» Непонятно, каким образом горожане узнали о том, что ты сын Ричарда. Волнение проникло даже в королевский дворец, возникла паника, придворные заметались. Король и сам не понимает, в чём дело: какие норманны, откуда? Разве они с твоим отцом не друзья? Теперь мне ясна причина, не пойму только, с какой стати тебе вздумалось заявлять о себе на улицах Парижа.
Можер, припомнив, как торопливо начали расходиться горожане с места экзекуции, едва услышав о его национальной принадлежности и о том, как стражники потащили из ножен мечи, узнав, кто перед ними, усмехнулся и поведал о том, что произошло совсем недавно на площади.
Генрих покачал головой:
— Епископ придёт искать правосудия.
— В самом деле? — нахмурился Можер. — Что же король? Не думаю, что пойдёт у духовенства на поводу.
— Король пообещает, дабы ещё более не обострять отношений с Церковью и её заносчивым представителем в Париже. Но, как ты и сам понимаешь, друг мой, этим дело и кончится. Гуго будет только рад, что лишний раз насолил епископу.
— Ну, слава богу, а то я пал было духом, — с сарказмом ответил Можер. — Однако, герцог, у меня есть свой святой отец, — он опустил руку на плечо идущему следом монаху. — Он отпустит мне этот грех, а потом мы с ним за кувшином хорошего вина вознесём Господу благодарственные молитвы по поводу моего очищения. Не правда ли, брат Рено?
— Устами твоими глаголет Бог, сын мой, ибо сие — истина, — ответил монах.
— Ну вот, герцог, я же говорил, что отыскал настоящее сокровище на улицах города Парижа! — воскликнул нормандец.
Вскоре они добрались до дверей и вошли в кабинет короля.
— Можер, ты привёл с собой норманнов? Они вошли в город? — вперил Гуго бесстрастный взгляд в своего родственника.
— С чего вы это взяли, государь? — пожал плечами нормандец.
— С того, что мою башню — этот мой дворец — внезапно затрясло. — Он обнял Можера, с любовью заглянул в глаза. — Зная, что такого быть не может, я сразу подумал о тебе. Разве ты можешь где-то появиться бесшумно, незаметно? Это было бы на тебя не похоже. Как оказалось, я не ошибся. Но зачем тебе понадобилось называть себя, да ещё и прилюдно? Мне только что сообщили, что парижане готовятся к обороне.
— Всему виной вот этот монах, — Можер взял за руку Рено и подвёл ближе. — Племяннику епископа вздумалось наказать его плетьми. Мне это не понравилось; я решил проучить наглеца и отнять у него добычу.
— Ты вздумал прекословить Нитгарду? — удивлённо вскинул брови Гуго. — Но зачем?
— Уж очень мне хотелось вызволить из плена этого беднягу.
— Что же ты предпринял?
— Для начала назвал себя.
— В присутствии горожан?
— Вокруг этого крысёнка, припоминаю, стояло много людей.
— Так вот откуда волнения в моём городе, — Гуго переглянулся с братом. — Ну а дальше?
— Увидев, что это не подействовало, я схватил этого святошу за пояс, поднял... и уронил.
— Ты поднял руку на племянника епископа?!
— Подумаешь, птица! Пусть благодарит Господа, что остался жив.
Гуго покачал головой, подошёл к брату.
— Не миновать визита дядюшки, — молвил Генрих. Не сегодня завтра придёт плакаться, что его родственнику нанесли увечья. Тебе придётся пообещать ему наказать обидчика, брат. Или он пожалуется папе и потребует выдать ему того, кого хотел истязать Нитгард.
— Монаха я ему не отдам! — шагнул вперёд Можер. — А если он не угомонится, я разнесу его жилище, а самого повешу. Ваша светлость, — он повернулся к Генриху, — вам стоит только показать мне нору этого попа.
— Ну, ну, угомонись, прошу тебя, — засмеялся король. — Вот ведь отчаянная голова! Дай тебе волю — и ты разнесёшь весь мой город... Скверно, конечно, что у епископа появился повод прийти ко мне с жалобой на одного из моих людей. С другой стороны, это покажет ему, что его власть — лишь иллюзия. Я хозяин Парижа, а не он.