Читаем Король франков полностью

   — Сейчас объясню. Мне надлежит расспросить вас хорошенько: во-первых, откуда прибыли, ведь, глядя на вашу одежду, не скажешь, что вы парижанин. Во-вторых, вы назвали короля королём, стало быть, вам уже известно об этом, поскольку совсем ещё недавно он был нашим герцогом. Отсюда вопрос: откуда? В-третьих, вы должны объяснить причину вашего визита, ведь его величество король не всех принимает, и если он узнает, что особа, которую к нему допустили, не заслуживает его внимания, я получу выговор по служебной линии, и может встать вопрос о моём несоответствии должности, которую я занимаю. Это не говоря уже о том, что вы, прежде чем войти в башню, должны оставить здесь своё оружие, ибо таковы правила. В-пятых, к моему глубокому сожалению, вам придётся довольно долго прождать... на солнцепёке, — толстяк пощурился на солнце, — пока я сообщу о вас командиру личной охраны короля, потому что я...

   — Потому что ты скотина! — взревел Можер, делая угрожающий шаг вперёд. — Но, видит бог, моё терпение лопнуло, а потому я сейчас возьму тебя за шиворот и понесу, как щенка, а потом скажу королю, что этот кусок мяса вздумал задерживать у ворот башни сына Ричарда Нормандского!

Толстяк выпучил глаза, поперхнулся, мгновенно побледнел, потом, не сводя испуганного взгляда с грозного посетителя, боком попятился к дверям и, раскрыв их, тотчас исчез.

   — Что это с ним? — спросил Можер у первого стража и вдруг увидел, как тот тянет из ножен меч.

Можер поглядел на другого; тот последовал примеру своего напарника.

Нормандец повернулся к монаху:

   — Какие-то чудные эти парижане! Будто я собираюсь их убивать. Зачем они вытащили мечи?

Он вновь обернулся к стражникам и поневоле отступил: оба с копьями наперевес шли прямо на него, мечи грозно сверкали на солнце, в глазах горела решимость.

   — Ах, вот оно что! — вскричал Можер. — Значит, так у вас в Париже принято встречать гостей? Что ж, принимаю вашу игру, бездельники! Ох, и давно же чесались у меня руки поработать моим Фондремоном, клянусь сандалиями своего прадеда!

И, выхватив меч, нормандец бросился на обоих стражников.

Завязалась борьба. Стали собираться любопытные, но, одёргиваемые соседями, торопливо уходили прочь. На шум из караульного помещения выбежали ещё двое вооружённых воинов и бросились на Можера. Он едва успевал уходить от ударов, помогал щит. Тут вмешался Рено. Подняв высоко над головой распятие, подобранное им у места экзекуции, он крикнул:

   — Остановитесь именем Христа! Господь запрещает кровопролитие, ибо Он водворил повсюду мир! Божья кара ждёт ослушника, и настигнет его проклятие Господа!

Сражение тотчас прекратилось, но было уже поздно: нормандец ранил одного из нападавших, и того унесли в караульную башню.

   — Эх, монах, поторопился же ты! — с сожалением воскликнул Можер, в отчаянии рассекая мечом воздух перед собой. — Клянусь рогом дьявола, ещё немного, и мой Фондремон сокрушил бы их всех!

В это время двери широко распахнулись, и на пороге показался какой-то вельможа с обнажённым мечом в руке.

   — Святые угодники! Можер?! — вскричал он, увидев нормандца. — Твой меч в крови... Тебя пытались убить?

   — Если вы об этих остолопах, герцог, — кивнул Можер на стражников, убирая меч в ножны, — то им ещё повезло. Господь Бог вмешался и спас жизни этим несчастным. Одному, правда, не поздоровилось.

   — Как ты здесь оказался?

   — Приехал навестить свою матушку.

   — Чего ради тогда устроил здесь побоище?

   — Мне показалось это единственным способом попасть к королю. Слов эти истуканы, кажется, не понимают, особенно вон тот, плешивый, что стоит за вашей спиной.

Вельможа убрал меч:

   — Идём скорее, тебя давно ждут! — потом громко объявил: — Я герцог Генрих Бургундский! Именем короля приказываю пропустить этого человека! — и он кивнул в сторону нормандца.

Стражники, давно уже убравшие мечи, застыли у входа, прижимая к себе копья. Толстяк попятился, опять же боком, и мигом юркнул за спину одного из стражей, но Можер, протянув руку, тотчас вытащил его оттуда.

   — Если ты ещё раз вздумаешь переступить мне дорогу, плешивый прихвостень сатаны, клянусь его рогом, я отправлю тебя к нему! И запомни, я долго собираюсь пробыть в Париже, а потому советую тебе хорошенько меня запомнить, дабы не оказаться раньше времени на приёме у Вельзевула.

Генрих Бургундский от души расхохотался.

Толстяк склонился в поклоне и больше уже не поднимал головы.

Оба — Генрих и Можер — уже вошли в двери, как вдруг нормандец остановился.

   — А монах?..

   — Какой монах? — не понял герцог.

   — Которого я привёл с собой! Я совсем о нём забыл, — он обернулся: — Рено! Что ты там застрял? Иди скорее сюда и не отходи от меня ни на шаг. Забавный малый, мне он понравился, — сказал герцогу.

   — Где ты его взял?

   — Нашёл на одной из улиц. Беднягу чуть не растерзали, кажется, он назвал кого-то из святых свиньёй.

   — Откуда он? Похоже, странствующий монах.

   — Из монастыря. Хочу оставить его при себе. Ну а здесь, я думаю, он найдёт себе занятие?

   — Как раз то, что нужно! Дворцового священника переманил к себе епископ.

   — И тот посмел уйти от короля?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза