Читаем Король франков полностью

   — Только знаешь, что я тебе скажу, брат Рено? Неблагодарное это дело — бунтовать против религии. Я вижу мракобесие, тупость церковников и не терплю их всех от мала до велика. Но что сможем сделать мы с тобой вдвоём против всего человечества, отравленного заразой? Лишь наживём себе врагов, и Церковь — не самый слабый из них. Быть как все, подчиняться, делать вид — вот что нам осталось, а лекарей из нас не получится. Одно утешение — мы с тобой знаем горькую правду и в душе смеёмся над попами, потому что видим то, чего не видят другие. Жить иначе не выйдет. Как и все, мы в сетях огромной паутины, в центре которой папа — главный паук. Что ему сделает комар, запутавшийся в его тенётах? Лишь жалобно пискнет да покорно склонит голову. Нелишним будет здесь вспомнить одну поговорку: «Коль очутился в семье волков, вой так же, как и они».

И Можер поднялся. За ним встал Рено.

   — Что ж, наденем личину послушания и будем являть смирение. Я же, как послушный сын матери Церкви, стану проповедовать слово Божье и заслужу исповедями, благословениями и молитвами во славу Господа добрую славу благочестивого монаха, как и подобает в моём сане.

   — Договорились, брат. А теперь едем во дворец к королю. Впрочем, почему едем? — я в седле, а ты рядом.

Сев на коня, Можер поглядел на нового знакомого и заметил:

   — Ну, точь-в-точь как месяца четыре тому назад, только тогда был герцог, а теперь монах.

   — О чём ты?

   — Да так, пустое. А скажи, Рено, отчего вы, монахи, в тёмных рясах? Так указал вам Господь?

   — Монах носит тёмные одежды в знак того, что он считает сам себя последним грешником, — смиренно ответил Рено. — Клюнийцы, которых боится сам папа, тоже в чёрном и живут по нашему, бенедиктинскому уставу.

   — Не считай себя последним грешником, брат, — воскликнул Можер, трогая лошадь, — за тобой вскоре выстроится приличная очередь.

   — Не выгнали бы, кому я там нужен.

   — Ты несёшь слово Божье, кто посмеет тебя обидеть?

   — Хорошо тебе говорить, граф, ты силён, а я слаб.

   — Не падай духом, приятель, я буду тебе надёжным щитом, так и знай. С рождения мечтаю защищать слабого. Зачем тогда мне сила, чёрт побери!

Рено только улыбнулся в ответ.

<p><strong>Глава 3</strong></p><p><strong>В КОРОЛЕВСКОМ ДВОРЦЕ</strong></p>

Гуго жил в огромной, круглой каменной башне, которую называл дворцом. Она была построена при сыне Карла Лысого Людовике на правом берегу Сите как сторожевая и имела в высоту не более акта, что равнялось приблизительно ста двадцати футам. На две трети высоты её стену прорезывали узкие окна-бойницы, выше них тянулся ряд окон шире — с цветными стёклами в свинцовых переплётах.

Башня имела три входа-выхода. Один вёл в Галерею Правосудия, тянувшуюся вдоль берега; другой — во дворец римских императоров, резиденцию Хлодвига. Третий, выходящий на реку, служил для сообщения с внешним миром; здесь всегда было людно, а у двух массивных, обитых железом дубовых дверей с караульными башенками но бокам, всегда стояла стража.

Именно сюда, как указал Рено, и подъехал Можер верхом на лошади. Едва он спешился, монах схватил его за руку.

   — Не понимаю, отчего все так суетятся, — он кивком указал на снующих вокруг них горожан, — обычно здесь спокойно.

   — Да нам-то что за дело? — повёл плечом Можер, привязывая лошадь за крюк в виду одного из стражников. — Эй, приятель, — обратился он к нему, — видишь моего коня? Присмотри за ним, всё равно торчишь тут истуканом. А теперь скажи, король у себя?

   — Как я могу это знать? — бесстрастным голосом ответил страж.

   — Так пойди и узнай.

   — Мне нельзя оставлять пост.

   — Ещё чего! Как же я попаду к королю, если он не знает, что я здесь?

   — А что вам надо у короля?

   — Невежа! Как смеешь ты задавать подобные вопросы? Да знаешь ли, что у меня важное сообщение для государя, и если ты меня не пустишь к нему, я одним ударом кулака вышибу из тебя дух!

   — Побудьте здесь, господин, я доложу начальству, — неожиданно вмешался второй страж и скрылся в караульном помещении.

Немного погодя он вышел оттуда в сопровождении лысого толстячка, меланхолично жующего на ходу.

   — Что здесь происходит? — новый персонаж уставился на нормандца. — Кто вы такой и что вам надо?

   — Не слишком ли много задаёшь ты вопросов? — грозно поглядел на него Можер. — На твоём месте я вёл бы себя повежливее с графом.

Толстяк сразу же перестал жевать и заискивающе проговорил:

   — Ваша милость, вероятно, желает попасть в башню? Мой долг пропустить вас, но сначала я обязан доложить его величеству, что его желает видеть господин... как прикажете доложить о вас?

   — Меня зовут Можер.

   — Ах, вот как, — осклабился толстяк. — А скажите-ка, господин Можер, зачем это вам надо к королю?

   — Разве я обязан тебе об этом докладывать?

   — Вы, значит, считаете, что не должны этого делать? — при этом начальник караула выразительно посмотрел на висящий у пояса посетителя внушительных размеров кошель. — Но нам, как вы, наверное, уже знаете, да и не можете, судя по вашему виду, не знать, даны на этот счёт определённые указания.

   — Какие ещё указания?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза