— Только знаешь, что я тебе скажу, брат Рено? Неблагодарное это дело — бунтовать против религии. Я вижу мракобесие, тупость церковников и не терплю их всех от мала до велика. Но что сможем сделать мы с тобой вдвоём против всего человечества, отравленного заразой? Лишь наживём себе врагов, и Церковь — не самый слабый из них. Быть как все, подчиняться, делать вид — вот что нам осталось, а лекарей из нас не получится. Одно утешение — мы с тобой знаем горькую правду и в душе смеёмся над попами, потому что видим то, чего не видят другие. Жить иначе не выйдет. Как и все, мы в сетях огромной паутины, в центре которой папа — главный паук. Что ему сделает комар, запутавшийся в его тенётах? Лишь жалобно пискнет да покорно склонит голову. Нелишним будет здесь вспомнить одну поговорку: «Коль очутился в семье волков, вой так же, как и они».
И Можер поднялся. За ним встал Рено.
— Что ж, наденем личину послушания и будем являть смирение. Я же, как послушный сын матери Церкви, стану проповедовать слово Божье и заслужу исповедями, благословениями и молитвами во славу Господа добрую славу благочестивого монаха, как и подобает в моём сане.
— Договорились, брат. А теперь едем во дворец к королю. Впрочем, почему едем? — я в седле, а ты рядом.
Сев на коня, Можер поглядел на нового знакомого и заметил:
— Ну, точь-в-точь как месяца четыре тому назад, только тогда был герцог, а теперь монах.
— О чём ты?
— Да так, пустое. А скажи, Рено, отчего вы, монахи, в тёмных рясах? Так указал вам Господь?
— Монах носит тёмные одежды в знак того, что он считает сам себя последним грешником, — смиренно ответил Рено. — Клюнийцы, которых боится сам папа, тоже в чёрном и живут по нашему, бенедиктинскому уставу.
— Не считай себя последним грешником, брат, — воскликнул Можер, трогая лошадь, — за тобой вскоре выстроится приличная очередь.
— Не выгнали бы, кому я там нужен.
— Ты несёшь слово Божье, кто посмеет тебя обидеть?
— Хорошо тебе говорить, граф, ты силён, а я слаб.
— Не падай духом, приятель, я буду тебе надёжным щитом, так и знай. С рождения мечтаю защищать слабого. Зачем тогда мне сила, чёрт побери!
Рено только улыбнулся в ответ.
Глава 3
В КОРОЛЕВСКОМ ДВОРЦЕ
Гуго жил в огромной, круглой каменной башне, которую называл дворцом. Она была построена при сыне Карла Лысого Людовике на правом берегу Сите как сторожевая и имела в высоту не более акта, что равнялось приблизительно ста двадцати футам. На две трети высоты её стену прорезывали узкие окна-бойницы, выше них тянулся ряд окон шире — с цветными стёклами в свинцовых переплётах.
Башня имела три входа-выхода. Один вёл в Галерею Правосудия, тянувшуюся вдоль берега; другой — во дворец римских императоров, резиденцию Хлодвига. Третий, выходящий на реку, служил для сообщения с внешним миром; здесь всегда было людно, а у двух массивных, обитых железом дубовых дверей с караульными башенками но бокам, всегда стояла стража.
Именно сюда, как указал Рено, и подъехал Можер верхом на лошади. Едва он спешился, монах схватил его за руку.
— Не понимаю, отчего все так суетятся, — он кивком указал на снующих вокруг них горожан, — обычно здесь спокойно.
— Да нам-то что за дело? — повёл плечом Можер, привязывая лошадь за крюк в виду одного из стражников. — Эй, приятель, — обратился он к нему, — видишь моего коня? Присмотри за ним, всё равно торчишь тут истуканом. А теперь скажи, король у себя?
— Как я могу это знать? — бесстрастным голосом ответил страж.
— Так пойди и узнай.
— Мне нельзя оставлять пост.
— Ещё чего! Как же я попаду к королю, если он не знает, что я здесь?
— А что вам надо у короля?
— Невежа! Как смеешь ты задавать подобные вопросы? Да знаешь ли, что у меня важное сообщение для государя, и если ты меня не пустишь к нему, я одним ударом кулака вышибу из тебя дух!
— Побудьте здесь, господин, я доложу начальству, — неожиданно вмешался второй страж и скрылся в караульном помещении.
Немного погодя он вышел оттуда в сопровождении лысого толстячка, меланхолично жующего на ходу.
— Что здесь происходит? — новый персонаж уставился на нормандца. — Кто вы такой и что вам надо?
— Не слишком ли много задаёшь ты вопросов? — грозно поглядел на него Можер. — На твоём месте я вёл бы себя повежливее с графом.
Толстяк сразу же перестал жевать и заискивающе проговорил:
— Ваша милость, вероятно, желает попасть в башню? Мой долг пропустить вас, но сначала я обязан доложить его величеству, что его желает видеть господин... как прикажете доложить о вас?
— Меня зовут Можер.
— Ах, вот как, — осклабился толстяк. — А скажите-ка, господин Можер, зачем это вам надо к королю?
— Разве я обязан тебе об этом докладывать?
— Вы, значит, считаете, что не должны этого делать? — при этом начальник караула выразительно посмотрел на висящий у пояса посетителя внушительных размеров кошель. — Но нам, как вы, наверное, уже знаете, да и не можете, судя по вашему виду, не знать, даны на этот счёт определённые указания.
— Какие ещё указания?