— Да ведь наш король, он же бывший герцог, — спокойный, мирный человек, а ты, как я погляжу, таков, что не усидишь на месте и способен доставить своему родичу немало хлопот.
— Что ж, поглядим, — усмехнулся Можер, — и попытаемся разбудить этот город, если он уснул.
— Вот хотя бы нынешний случай, — продолжал монах, — ведь, бесспорно, епископ побежит к королю жаловаться на тебя.
— Пусть жалуется, — беспечно махнул рукой нормандец. — Если, как ты говоришь, они между собой не в ладах, то король, полагаю, будет рад вставить шпильку его преосвященству. Клянусь рукоятью своего меча, это его позабавит.
— Что конечно же не защитит бедного монаха, — печально изрёк собеседник. — Ведь они найдут меня, и тогда уж мне не сносить головы. Видишь, граф, как всё обернулось: не вступись ты — обошлось бы лишь наказанием, а теперь... с тебя как дождь с утки, а меня повесят.
— Чёрт возьми, — нахмурился нормандец, — выходит, я же оказался виноват? Неплохо! Как это у вас там, в священной книге: «Делай добро ближнему и добром к тебе вернётся»? Вот только про ближнего ничего не сказано. Ну да не беда! — Можер хлопнул монаха по колену. — Коли я уж взялся за тебя, приятель, то доведу свои благодеяния до конца. Пойдёшь со мной во дворец!
— Я? Но зачем? — растерянно пролепетал Рено.
— Да ты знаешь, сколько там баб! Тебе и не снилось! Впрочем, — Можер почесал в затылке, — ты ведь святоша, а значит, давал обет не касаться женщин...
— Верно, — улыбнулся Рено, — было такое, духовный сан запрещает это.
— Тогда будешь священником, станешь исповедовать грешников... и грешниц. Но не расслабляйся, работы будет немало, вот только доберусь до этого дворца. А жить будешь в моих покоях, король об этом позаботится. Ну а заупрямится, поможет мать, она как раз гостит у него. Так что, как тебе моё предложение, святой отец, подходит?
Монах, нарочито громко вздохнув, развёл руками:
— Разве у меня есть выбор?
— Ну, вот и отлично! А теперь скажи, откуда у тебя такие рассуждения о дьяволе, кровосмешении и прочей чепухе? Признаюсь, я и сам не очень-то верю во все эти басни о сотворении мира, придуманные неизвестно кем и для чего. Но ведь ты — монах! Имеешь ли ты право выступать против слова божьего, которому сам же был обучен для того, чтобы проповедовать его среди паствы?
Монах помолчал некоторое время, видимо, собираясь с мыслями, навеваемыми далёкими воспоминаниями. Потом заговорил:
— Поначалу я и подумать не мог, чтобы восстать против незыблемых догм христианства, против Господа Бога, преисполненного отеческой заботы и любви к людям. Да и кто из смертных, а тем более духовенства, смеет не подчиняться законам Божьим, не любить и не почитать мать нашу Церковь — колыбель христианства, взращённого текстами священных книг! Они написаны пророками и апостолами, просвещёнными Духом Святым, и одобрены самим Господом, чьи деяния и помыслы никто не смеет ни осуждать, ни отменять. Они, как сказано в главе десятой откровения Иоанна Златоуста, стихе восьмом и в послании апостола Петра и откровении Иоанна Богослова...
Можер, давно уже скорчивший гримасу отвращения, в конце концов не выдержал:
— Говори яснее, монах, мы не в церкви! Или думаешь, нашёл во мне благодарного слушателя, готового, раскрыв рот, внимать твоим словоизлияниям? Я пригласил тебя для беседы и вовсе не намерен выслушивать разглагольствования о божественности мироздания и об основах религии. Давай короче, не то, клянусь своими подвязками, мне придётся пожалеть, что я немного не рассчитал с викарием.
Монах опустил голову и ответил со смирением:
— Прости, граф, я и в самом деле забылся... Так слушай же. Нас учили, что слово Божье — закон, и надлежит во всём ему следовать и внимать благоговейно тому, что писано в священных книгах. Но вдумался ли кто из людей — как написана Библия, кем и, главное, о чём? Поставив перед собой такой вопрос, я стал размышлять о сущности религии. Что ответил бы любой человек, если бы его спросили, отчего, например, идут дожди или непрерывно дуют ветры? Он сказал бы: «Не знаю». Но у него работает мысль, и в конце концов он узнает причину. Верующий же ответит на такой вопрос: «Это от Бога. Или от дьявола». Почему? Потому что мозг его спит, одурманенный религией. Но пусть докажет он существование дьявола или Бога! Этого не сможет сделать никто, а раз так, то и верить в это незачем. Так я подумал, но решил всё же поискать ответ в Священном Писании: вдруг оно опровергнет мои доводы?