– Естественно, некому, если все свидетели умирают и исчезают. Причем в течение суток. Я не знаю, кто еще мог их видеть. Опросите постояльцев отеля – благо их немного, а также людей, что работают напротив «Аквариума». Пятьдесят человек – это немало, кто-то еще обязательно должен был нас видеть. А аэропорт? А списки пассажиров самолета? Неужели вместо того, чтобы искать пропавших ученых, вы намерены доказывать, что я их придумал?
– Свидетельств, что кто-то прилетел в Южноморск помимо вас, пока не обнаружено.
– Даже так?! А вы запрашивали авиакомпанию?
– Авиакомпания «Южный ветер», самолетом которой вы прилетели, вчера объявлена банкротом, – встрял молчавший до сего времени мужчина с седоватым бобриком. – Рейсы отменены, федералы ведут выемку документов, и доступа к ним, в том числе, и к спискам пассажиров, не имеется.
Я почувствовал, что ветерок ужаса, гулявший вдоль моей спины, пробирается внутрь – куда-то туда, где желудок и сердце. Обратно-то я тоже должен был лететь этим «Зюдвиндом». Теперь мой билет недействителен. И я не знал, хватит ли мне денег улететь «Аэрофлотом» – билеты там были куда дороже. Конечно, есть еще железная дорога, междугородний автобус – но здесь, как видно, прямых путей нет.
– Можно узнать, кто вы? – обратился я к седоватому.
– Да, подполковник Земский Николай Андреевич, замначальника ГУВД.
– О, тогда возникший у меня вопрос прямо по адресу. Допустим, это я придумал приезд к вам этрускологов. Тогда, может быть, и конференцию я придумал? И к вам никто не должен был прилететь?
– Должны, по нашим сведениям. Но, если все где-то исчезли – у гостиницы или в аэропорту, то почему вы не исчезли? – повторил Земский вчерашний вопрос Ротова.
– Ну, потому, наверное, что я их всех убил и в землю закопал.
– Осторожнее, – проворчал Румянов. – Не забывайте, что ведется протокол. А в нем ваши шутки могут быть расценены как признание.
– О, я чувствую, вам это необходимо. Только с одним мной вы свою следственную кашу не сварите. Меня маловато будет.
– Мы вас пока ни в чем не обвиняем. Но ваше поведение в сложившейся ситуации кажется странноватым.
– Чем же?
– Явившись один на конференцию, вы дали журналистам длинное интервью.
– Не я им дал, а они у меня его взяли, узнав, что я делегат. Почему бы мне не ответить на вопросы прессы в ожидании остальных? Разве это криминал?
– Нет, не криминал. Но сегодня в газетах фигурирует лишь ваша фамилия и ваши гипотезы. – Румянов достал из портфеля стопку свежих газет, развернул одну.
«РАСШИФРОВАНА ДРЕВНЕЙШАЯ НАДПИСЬ», – прочитал я над своим фото. И подзаголовок: «Открытие конференции этрускологов задерживается, но одна сенсация уже состоялась». Ясно: это, наверняка, дело рук того интеллигента с галстуком, который попросил меня записать “Hktaonosi heloke…” и другие надписи.
– А вот еще. – Следователь показал заголовки других газет: «Подпоручик Киже и этруски: что общего?», «След этрусков на Карпатах», «Русы не пьют с хеттами», «Коренные русские слова – этрусские?». В общем, раздергали всё на цитаты, чтобы, как они говорят, активней «пипл хавал».
– И что? Для того, чтобы всё это появилось в газетах города Южноморска, я устранил в одиночку сорок девять других ораторов?
– Мы этого не утверждаем. Но, если бы вы захотели сделать нечто подобное, вам бы потребовались сообщники.
– Вы серьезно полагаете, что в Южноморске у меня могут быть сообщники?
– Нет, вы же не обвиняемый, а свидетель. Кстати, с кем вы вчера встречались в городе?
– То есть, кто кандидаты в сообщники? Извольте: это господин Здолбунович, председатель оргкомитета конференции, Ольга, секретарь ректора университета, фамилии которой я не знаю, доцент Колюбакин оттуда же и отец Константин из кафедрального собора.
– А что, если не секрет, вы хотели узнать у отца Константина?
– Часто ли в городе случается такая чертовщина, как с этрускологами.
Румянов покосился на своих коллег, а те на меня.
– А почему вам это кажется чертовщиной?
– Странно, что вам не кажется. Рациональных объяснений исчезновению ученых вы, как я понимаю, не имеете. Но ведь исчезли-то не только они. Почему-то исчезают, умирают или разбиты параличом все, кто имел непосредственное отношение к ним. Или, может быть, случайно именно вчера обанкротилась авиакомпания?
– Гм… это, по-вашему, вмешательство нечистой силы?
– Вот это я и хотел узнать у отца Константина.
– И что он вам сказал?
– Он не исключил такой возможности.
– А что вы делали вчера вечером на втором городском кладбище?
Ага, менты уже доложили. Мне не хотелось говорить Румянову про Лилу, но он, похоже, и так знает.
– Я думаю, вам всё сообщили полицейские.
– Они сообщили, что задержали вас по пути с кладбища. Но они не знают, что вы там делали.
Ах, они меня задержали! Какие бдительные! Ну, понятно, не скажут же они о предложенных услугах частного извоза. Получается, и поведанную мной историю о Лилу менты не пересказывали.
– Я посетил находящуюся на этом кладбище могилу известной теософки Анны Рудольфовны Минцловой. – Я внимательно посмотрел на Румянова и остальных, стараясь прочитать на лицах – знакомо ли им это имя.