«Все эти капитаны Каменевы[268], полковники Егоровы[269] офицеры не бог весть какие, самые заурядные. У них выдвинулись свои люди, волевые, которым, может быть, поначалу не хватало технической подготовки, но в ходе боев они быстро восприняли ее», – сказал Деникин. Он назвал несколько имен – Фрунзе[270], Буденного[271], Ворошилова[272].
«Половник Носович в своих показаниях о красных командирах в Царицыне особенно отмечал Сталина, который, по-видимому, сразу разобрался в подрывной деятельности самого Носовича, потому тот и поспешил удрать…» – так закончил свои оценки Деникин.
Когда на фронте Добрармии начались неудачи, естественно, стали искать виновников. В первую очередь обвинения посыпались на командующего армией генерала Май-Маевского[273], и не без оснований.
Май-Маевский был человек храбрый, но жестокий пьяница. Покуда он руководил боями на сравнительно небольших участках, его личная храбрость сказывалась, и он часто имел успех. Плохой работник вне боя, он выпустил управление армией на широком фронте из рук. Деникин отставил, не без сожаления, Май-Маевского и назначил командующим армией генерала Врангеля.
Врангель был одним из наиболее образованных генералов Русской армии. Он окончил Горный институт и был горным инженерам, когда, отбыв уже воинскую повинность в мирное время, он вновь надел военный мундир, как только началась война с Японией, с тем чтобы больше его никогда не снимать.
После войны он не захотел вернуться на дорогу горного инженера, а предпочел остаться на военной службе, но с тем, чтобы немедля пополнить свой небольшой военно-образовательный ценз. Он поступил в Академию Генерального штаба. Успешное окончание ее не представляло трудностей для человека, уже имеющего высшее образование. После Академии он опять не пошел по проторенной дорожке, по штабной линии, а вернулся в полк. Это было довольно редкое явление в те времена, но я допускаю, что Врангелем руководили в данном случае не столько принципиальные соображения – быть ближе к солдату, а расчет умного карьериста. Он еще в Манчжурии, во время Японской войны, добивался получения отличий не в виде орденов, а чинами, с тем чтобы сравняться с товарищами, младшими по годам, но старшими в чине, так как он поступил на военную службу и получил первый офицерский чин много позднее, чем кончающие военные училища. По окончании Академии он рассчитал, что в гвардейском полку, где производство было ускоренное, он скорее получит чин полковника, чем по штабной линии.
В 1914 году, в первом бою гвардейской кавалерии под Каушеном Врангель отличился: использовав благоприятный момент, он во главе своего эскадрона в конном строю атаковал и захватил немецкую батарею, причем под ним была убита лошадь залпом батареи, который немцы дали почти в упор атакующей кавалерии.
Врангель получил Георгиевский крест, был сделан флигель-адъютантом, т. е. личным адъютантом царя (награда, которая очень высоко котировалась в Русской армии). Вскоре был произведен в полковники, затем получил полк и в 1917 году, выступив на войну ротмистром, он был уже генералом.
Таким образом, помимо основательной теоретической подготовки, он на практике прошел военный стаж на полях сражений в войнах 1904–1905 и 1914–1917 годов. Когда началась Гражданская война, он явился к Деникину и отрапортовал, что готов стать под знамена Добрармии на любой должности, хотя бы во главе взвода. Это было так непохоже на претензии других генералов, являвшихся с требованием поста, соответствующего их чину.
В нашей единственной товарищеской беседе Деникин рассказывал мне, какое благоприятное впечатление произвело на него первое знакомство с Врангелем, но что в дальнейшем он убедился, что при всех его незаурядных данных он склонен к мелкой интриге.
Я познакомился с Врангелем во время Японской войны – мы находились в одном отряде и встречались часто. Реже встречались мы с ним в Петербурге. Последняя наша встреча была в 1917 году после революции. Его часть выразила ему недоверие, и он был не у дел. Мы довольно долго прогуливались по Б. Морской улице в Петрограде и очень дружески беседовали на контрреволюционные темы. Во время Гражданской войны я его ни разу не видал, но мне передавали, что он настроен по отношению ко мне нехорошо. К таким переменам отношения я уже привык в то время, и они меня больше не удивляли.
В Добрармии Врангель, начав с командования небольшим отрядом, действовал успешно, получал все большие и большие части и наконец получил в командование армию.
Став во главе крупных воинских соединений еще во время операций под Царицыным, у него, естественно, стали проявляться собственные взгляды на разрешение стратегических задач, а затем и на политику. Его не удовлетворял флаг, поднятый Добрармией, но при несомненных симпатиях к монархии он, по-видимому, сознавал, что до поры до времени монархического флага поднимать нельзя. Все же уже по составу лиц, которыми он окружил себя, приняв главное командование, можно судить, куда его тянуло.