Конфуций

— Проникнуть в сердце человека, — говорил он, труднее, чем пробраться в горное ущелье. Легче познать Небо, чем сердце человека. Небо установило весну и осень, лето и зиму, день и ночь. У человека же лицо непроницаемо, чувства глубоко скрыты. Бывает, что человек с виду добр, а по натуре жаден, по виду способный, а на деле никчёмный, по виду деловит, а в душе празден, внешне мягок, а внутри груб. Вот почему получается так, что человек то стремится к добродетели, как умирающий от жажды — к воде, то бежит от неё, как от лесного пожара…

Иногда он давал ученику какое-нибудь задание и… забывал о нем. Но проходило какое-то время, и он вдруг начинал говорить о вещах, никакого отношения к этому дела, на первый взгляд не имевшие, однако ученик быстро понимал, что Учитель сейчас говорит для него.

— Мудрый правитель, — говорил Конфуций, — посылает человека в далёкий путь, чтобы испытать его преданность. Он посылает его близко, чтобы испытать его почтительность, и даёт трудное поручение, чтобы испытать его способности. Он задаёт ему самые неожиданные вопросы, чтобы испытать его сообразительность и приказывает действовать быстро, чтобы испытать его доверие. Он доверяет ему богатство, чтобы испытать его совестливость и извещает его об опасности, чтобы испытать его хладнокровие. Он поит его допьяна, чтобы испытать его наклонности и сажает его вместе с женщинами, чтобы увидеть, похотлив ли он. Таковы девять испытаний, по которым можно судить о людях…

Если у тебя не будет дурных мыслей, не будет и дурных поступков

Когда малый человек смел, но несправедлив, он становится разбойником

То, что вас обидели или обокрали, ничего не значит, если вы не будете постоянно об этом вспоминать

Конфуций хорошо разбирался в человеческой натуре и знал, насколько она у многих ранима.

Он хорошо помнил, как униженно себя чувствавал, когда его не пустили в дворец правителя. Но в то же время он прекрасно понимал и ту разрушительную силу, какую несла в себе обида. Особенно если она превращалась в незаживающую рану.

— Счастливого человека, — говорил он ученикам, — очень просто узнать. Он словно излучает ауру спокойствия и тепла, движется неторопливо, но везде успевает, говорит спокойно, но его все понимают. Секрет счастливых людей прост — это отсутствие напряжения…

Так просто Конфуций первым выразил все то, что потом ляжет в основу практически всех религий.

Много веков спустя кто-то скажет прекрасную фразу:

— Понимает человек, прощает Бог!

Иными словами, человек может понять, но простить чаще всего не может. Не на словах, в душе.

Но в том-то и было величие Конфуция, что он аппелировал не к Небу, а к людям, и благородный, а значит, и мудрый человек, по его мнению, должен был уметь прощать.

В начале XX века эту идею Конфуция подхватит Бердяев, который скажет о том, что обиды характерны только плебейству.

И, конечно, Конфуция часто спрашивали о том, каким должен быть истинный мудрец.

Мы не будем пересказывать всех высказываний Конфуция на эту тему, поскольку все они встречаются в этой книге.

Но обратим внимание на то, что, рассказывая о мудреце, Учитель ни разу не упоминает о его интеллектуальном превосходстве над другими людьми.

Вполне возможное, что сам Конфуций понимал это как данное и не считал своим долгом говорить об уме. И все же главными критерями мудреца, читай, идеального мужа, является правильное понимание им этики со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Не сложно понять и то, что очень многое из того, что говорил Конфуций о мудреце, мог взять себе на вооружение любой человек.

Конфуций никогда не рисовал перед своими учениками утопические картины всеобщего процветания и не мог терпеть высокопарных разговоров.

Обещаний он тоже не раздавал и был весьма осторожен в советах, а тем, кого брал в ученики, советовал начинать с малого.

Подкупало в нем и то, что при всем своей одаренности он был на удивление земным человеком.

Он не рассуждал, подобно Лао-цзы, о мироздании и поисках бессмертия.

Нет! Он учил на первый взгляд самым обыденным вещам: быть верным своему слову, не терять достонинств, верить в свои идеалы и, как бы ни было плохо, ни изменять им и, по возможности, бороться за них.

Через две с лишним тысячи лет великий русский писатель Лев Толстой повторит вслед за Конфуцием:

— Делай, что должно, и пусть будет то, что будет!

Глава V «Я передаю, а не сочиняю», или что есть учение Конфуция

Когда Конфуций говорил о том, что он ничего не выдумывал, а только передавал, он не лукавил.

Так оно и было на самом деле. Как и любое другое учение, конфуцинство не могло появиться на пустом месте, и его появление было предопределено всей китайской культурой. И даже не столько культурой, как всем образом жизни.