Конфуций

«Когда народ глуп — им легко управлять».

Само собой понятно, что творцом законов мог быть только правитель.

Это положение Шан Ян объяснял необходимостью заставить «народ» не «рассуждать» и думать не об учении, а заниматься сельскохозяйственным трудом и «помышлять лишь о войне».

— Государство может достичь спокойствия благодаря земледелию и войне, — утверждал он.

В основе этого тезиса Шан Яна лежала его убежденность в том, что мораль, традиции и культура несовместимы с природой человека и его врожденным стремлением к выгоде.

В учении легистов, забывших о Небе, рационализм был доведен до своей крайней формы, порой переходившей в откровенный цинизм.

Несмотря на временные успехи, было у легистов и слабое место.

И выразился он, прежде всего, в их основной формуле, гласившей, что «политика несовместима с моралью».

Другую группу, предлагающую диаметрально противоположное решение, составляли последователи Мо-Цзы.

Они считали, что конфликты между людьми и государствами происходят из-за недостатка взаимной любви. Поэтому они провозглашали не силу, а всеобщую любовь.

«Всеобщая любовь означает, — писал Мо-цзы, — что на чужие государства нужно смотреть как на свои, на чужие дома как на свои, на чужестранцев как на ближних своих.

Когда все люди в мире полюбят друг друга, сильные не будут подавлять слабых, большинство не будет угнетать меньшинство, богатые не будут эксплуатировать бедных, сильные мира сего не станут презирать убогих, а хитрые — обманывать простаков».

Все это звучало красиво идаже трогательно, но время христианства еще не пришло, да и древний Китай был не самой лучшей почвой для него.

Когда один из учеников спросил Конфуция, следует ли любить своих врагов, он ответил:

— Ни в коем случае!

Более того, он считал, что такая неразборчивая любовь подрывает основы общества, потому и предлагал отвечать на зло «по справедливости».

Ничего не мог предложить для выхода из кризиса и набиравший силу даосизм, слишком далекий от реальной жизни.

Таким образом, была нужна еще одна, возможно, сто первая школа, которой оказалось бы под силу решение столь сложного вопроса.

И, конечно, ее учение должно было соответствовать вековым культурным укладам китайского народа и его традициям, в основе которых лежала, прежде всего, нравственность.

Если человек не задумывается о будущем, он печаль подойдет к нему на расстоянии руки

Если разрушается мышление, то разрушается и порядок

Благородный муж знает о своем превосходстве, но избегает соперничества. Он ладит со всеми, но ни с кем не вступает в сговор

И оно явилась в лице основателя конфуцианства — великого Кун-цзы, как всегда является то или иное лицо, если в нем заинтересована сама История.

В то время Конфуцию было сорок лет, и его политическая философия только начинала складываться.

У нас нет никаких сведений о том, знал ли Конфуций все эти школы в том виде, в каком мы сейчас говорим о них.

Но слышать о них, он, конечно, слышал. Ведь в Китае в то время было предостаточно отшельников всех мастей, которые ходили из одного царства в другое и обменивались своими идеями.

И если с отцом даосизма Конфуцию еще только предстояло встретиться, то с учением легистов он, если верить некоторым источникам, был уже знаком. И критиковал его.

И не только потому, что в основе легистской доктрины лежал безусловный примат писаного закона, сила и авторитет которого должны держаться на палочной дисциплине и жестоких наказаниях.

Сам Конфуций делал ставку на высокую мораль и древние традиции, тогда как легизм выше всего ставил закон, державшийся на строгих наказаниях и требовавший абсолютного повиновения сознательно оглупленного народа.

Конфуцианство ориентировалось на прошлое, а легизм бросал этому прошлому вызов, предлагая в качестве альтернативы крайние формы авторитарной деспотии.

Слабым местом легистов было и то, что их попирающее мораль учение провозглашалось в той самой стране, где основным принципом жизни государства всегда считалась первичность нравственного начала.

Где нравственные определения были выражены как законы, но так, что воля каждого индивидуума подчинена законам как внешней силе.

Как того и следовало ожидать, жестокие наказания еще более накаляли обстановку.

Именно поэтому Конфуций был уверен в том, что закон был хорош в суде над преступниками, но слишком груб для повседневной жизни.

— Не хуже других я могу рассудить тяжбу, — говороил по этому поводу Конфуций. — Но стремиться нужно к тому, чтобы тяжб вовсе не было!

Имеются и другие доказательства неприятия Конфуцием легизма.

В 536 году чжэнский правитель Цзы Чань издал первый в Китае свод писаных законов, которые он приказал выгравировать на бронзовых сосудах.

Конечно, сделано это бло не от хорошей жизни.