Конфуций

Княжество Чжэн было втиснуто между соперничающими коалициями государств — северной и южной, и ему приходилось выплачивать дань каждой из враждующих группировок.

Принятие Цзы Чанем писаного кодекса законов было результатом особого международного положения и следствием введенных им экономических мер.

В 513 году его примеру последовало княжество Цзинь, и его законы также были выгравированы на бронзовых сосудах.

— Владыка Цзинь, — отреагировал на это событие Конфуций, — потерял меру в делах правления и сам готовит себе погибель.

В Цзинь необходимость в новом писаном кодексе законов была обусловлена введением новых правил налогообложения для поддержки развития военного бюджета государства.

Конечно, Конфуцию это не нравилось, и он подверг правителей Цзинь жестокой критике. А когда принятие таких кодексов стало новым поветрием в большинстве равнинных государств конца периода Чуньцю, Конфуций еще больше усилил свою критику.

Более того, он прекрасно видел, что введение жестоких законов не только не исправило положения, но во многих царствах еще более ухудшило его.

Народ стонал под их гнетом и отвечал пока глухим брожением. Однако в любой момент чаша его терпения могла перполниться, и тогда его пришлось бы усмирять военной силой.

Значит, надо было предлагать что-то другое, то, что было близко самому народу и что было еще не окончательно забыто его правителями.

И не надо было ничего изобретать, считал Конфуций, поскольку великие правители древнего Китая блестяще показали, что и как надо делать для того, чтобы народ и правитель были счастливы.

— Правитель, — говорил по этому поводу Конфуций, — должен быть правителем, подданный — подданным, отец — отцом, а сын — сыном…

Вот каков был выход их того хаоса, в котором оказалась Поднебесная! Ничего нового и ничего сложного!

Что для этого надо? Да то же самое, что уже было: добродетельное правление, основанного на нравственном воспитании народа и создание системы естественного контроля над ним на ритуальной основе.

Конфуций прекрасно знал по собственному опыту, как ограниченные законом люди, не испытывая ни малейших угрызений совести, постоянно искали любые лазейки, чтобы его обойти.

И никакие запреты и ограничения здесь помочь не могли.

Напротив, добродетельное управление взывало к нравственному чувству человека и оставляло простор для свободного действия. И тогда преступления, полагал должны исчезнуть сами.

Именно поэтому он считал, что требования добродетельного правления более обоснованны.

Конечно, это выглядело наивным, поскольку ни одно государство не может существовать без законов. Особенно если учесть то, что многие из них и с законами-то еле выживают.

Оценивая мирские дела, благородный муж ничего не отвергает и не одобряет, а все меряет справедливостью

Есть три вещи, которые стоят против благородного человека. В молодости — похоть. Когда он сильный — склочность. Когда он стар — жадность

Не познав судьбы, нельзя стать благородным мужем. Не познав должного, нельзя обрести опору в жизни. Не научившись понимать истинный смысл слов, нельзя знать людей

Но жизнь оказалась мудрее Конфуция.

С воцарением в III еке до нашей эры династии Цинь легизм перестал играть главную роль в управлении государством.

Откровенно тоталитарная доктрина легистов с ее презрением к людям во имя процветания государства оказалась для Китая того времени нежизнеспособной.

Понятно, что для сохранения уже сложившейся имперской структуры, для процветания ее господствующих верхов, осуществлявших свою власть с помощью мощного административно-бюрократического аппарата, созданного стараниями легистов, необходима была доктрина, которая сумела бы придать всей этой системе благопристойный и респектабельный облик. Такой доктриной стало конфуцианство.

А вот затем случилось нечто насколько удивительное, настолько и закономерное. Ставшее официальной идеологией новой династии конфуцианство стало соединяться с легизмом.

Синтез конфуцианства и легизма оказался не столь уж сложным делом.

Во-первых, несмотря на многие различия, легизм и конфуцианство имели немало общего: сторонники обеих доктрин мыслили рационалистически, для тех и других государь был высшей инстанцией, министры и чиновники — его основными помощниками в управлении, а народ — невежественной массой, которой следовало руководить должным образом для ее же блага.

Во-вторых, синтез этот был необходим: введенные легизмом такие методы и институты, как централизация администрации и фиска, суд, аппарат власти, без которых нельзя было управлять империей, в интересах той же империи следовало сочетать с уважением к традициям и патриархально-клановым связям.