Конец пути

Один из охранников свистнул и погрозил мальчишкам толстой палкой с рукоятью, обернутой ремнями, с набитыми на другом конце железными кольцами. Мальчишки неохотно слезли со стен и стоек для сетей, но отступили всего на несколько шагов. Другие носильщики тоже заметили их, и, когда надевали свои сложенные на набережной куртки и кафтаны, забирали сумки и корзины, в которых принесли себе немного еды, я увидел, что у каждого при себе палка, цепь, корд или короткий меч. Все это можно было легко спрятать под кафтаном, но теперь носильщики разместили оружие на виду, чтобы оно было заметным и чтобы его можно было легко достать. Я же не взял с собой ничего и потому обрадовался, увидев, что все мы выходим с базара сплоченной группкой и, проклиная собственную глупость, старался оказаться в центре.

К счастью, когда мы выходили с базара, появились трое городских стражников, охранник купца свистнул и указал на воришек, стражники зашагали в ту сторону, а подростки исчезли, словно стайка крыс.

На следующий день я взял с собой нож следопыта и кастет, отобранный у молодого вора. После длинного жаркого дня, который показался мне сложнее предыдущего, мы снова вышли с площади группкой, на мне же была старая куртка с капюшоном, которую я купил в предыдущий вечер, – она выглядела как обычная одежда обитателя Побережья Парусов. Когда грузчики вышли с базара и разошлись по улицам города, я отправился домой кружным путем, петляя по городу. Проходил закоулками и осторожно оглядывался. Полагал, что справлюсь с оборванцами, если только они не застанут меня врасплох или если не окажется их слишком много, но я точно не хотел, чтобы они высмотрели, где я живу. Несколько раз я заходил в таверны, которые покидал задними дверями и дворами под предлогом, что ищу выгребную яму, и только потом подошел к «Волчьей Лежке» и там тоже воспользовался задней дверью.

На третий день мне все равно стало казаться, что я везде вижу молодых оборванцев, потому, когда я направился на Сольное Торжище, взял работу в другой части города и потом избегал той, первой пристани.

Делал я тогда разные вещи: помогал в мастерской колесника, работал в вонючих дубильнях глубоко внутри горы, где в пещерах выстроили множество мастерских, кузниц и верфей. Согласился работать на сборе фруктов, когда нас отвезли повозками далеко вглубь острова, за город. Тогда я впервые за долгое время оказался под открытым небом, среди деревьев и широких лугов – и почувствовал, как устал от города.

* * *

В любом случае было ясно, что в Ледяном Саду не хватало рабочих рук, причем в большей степени, чем можно было подумать, исходя из числа обитателей. Похоже, что граждане неохотно занимались такими простыми работами, как те, на которые нанимался я, а потому мне несложно было зарабатывать на жизнь. Скоро у меня скопилось уже немного наличности, которую я обменял в конторах на более крупные монеты, чтобы легче было их прятать; ел я досыта, а теперь начал и многовато пить. Вел я скромную жизнь и каждый день зарабатывал на пару пенингов больше, чем было нужно. Я не работал каждый день. Мог позволить себе иной раз остаться в гостинице на день-два, если погода была исключительно скверной, или когда я чувствовал себя слишком уставшим.

Я вел жизнь, единственной целью которой было заработать себе на содержание, и ничего больше. Беспокойство мое росло. Я вставал до рассвета, шел на работу, возвращался, ел, выпивал несколько кварт пива, спал. Ждал, пока судьба моя меня найдет, но не мог распознать, в чем это будет состоять. В конце концов мне стало казаться, что единственное, чего я так дождусь, – это старости, которая придет, пока я ношу бочки и сундуки, разделываю мясо и рыбу или копаюсь в земле.

Я снова потерял чувство времени. Все дни казались похожими один на другой. Сыпались между пальцами, словно песок, а где-то там спрятанные в горах и песках, кирененцы ждали моей помощи – а может, их как раз убивали. Подземная Мать пожрала всю страну, сожженные кости моих подданных разбросали по храмовым полям. Я же в это время катал бочки или рубил топливо на древесный уголь, чтобы заработать шеляг-полтора и прожить еще один день.

Однажды я обнаружил склеп, где продавали странные предметы, привезенные из далеких стран или похищенные за морем, – главным образом те, насчет каких моряки не знали, что делать. Я долго копался в разложенных товарах, дрожащими пальцами перекладывая гребни из Ярмаканда, нахдийские ароматические палочки, пронизанные яркими нитями кебирийские платки, погребальные опахала, игральные камни, колокольца для призыва духов. Я словно бы касался позабытого мира. Эти крохотные частицы Юга громоздились предо мной, отдавали запахом далеких базаров, теплых бирюзовых морей – они существовали… Были разноцветными, липкими и тяжелыми. В воздухе витал запах кебзагарских духов, бакхуна, высохшей бахалавы в шкатулочках, которой здесь никто никогда не пробовал, потому что не знал, как ее следует есть.