Конец партии

— Будет сидеть в тюрьме, вместе со своими друзьями-террористами и прочими наймитами. После окончания войны я его выпущу. Нужно ещё очень многое сделать. Советую вам набрать себе чиновничий аппарат, но предупреждаю, что со всех спрос будет велик. Мне карьерные устремления отдельных индивидуумов глубоко не интересны. Они должны служить порядку и Отечеству, а не деньгам и положению. Кстати, никто из поднявших восстание не рассказывал об Отечестве. Никто не кричал, что Родина и русский народ в опасности.

— Да, я заметил.

— Вот и я давно понял, что с отречением Николая II всё немецкое и прочее дворянство сразу же забыло про Россию и её интересы. Большинство служили только царю, остальные — себе, но и те, и другие состояли в масонских ложах. А ключами от всех этих многочисленных лож владели или англичане, или французы. Так что, в их планы не входила защита национальных интересов России и интересов его коренного населения. А потому и лозунгов о спасении России от дворянства и высшего чиновничества мы никогда не дождёмся.

То же касается и революционеров, которые на семьдесят процентов состоят из представителей разных народностей и нацменьшинств России, и, собственно, великороссов среди них считанные единицы, также, как и крестьян, и рабочих. Особенно крестьян. Это всё фикция, как вы понимаете…

— Я не настолько владею предметом, как вы.

— Так вот, именно поэтому мы имеем все лозунги про Интернационал и капитал. Кому капитал, кому Интернационал, но всем наплевать на Россию. Сложно всё это понять и удержать в равновесии, но вам предстоит это делать, под моим неусыпным вниманием.

— Откуда вы всё это знаете и как понимаете, господин министр? — мрачно спросил Щегловитов.

— В институте хорошо учился, — буркнул в ответ Керенский и опустился в кресло, устав бегать перед Щегловитовым.

— Занимайте кабинет председателя и приступайте к своим непосредственным обязанностям. Вы уже и так в курсе всех событий, поэтому вам будет несложно. Подготовьте указ о расформировании старого и формировании нового правительства и состава кабинета министров, я подпишу. До завтра!

Пожав руку Щегловитову, Керенский ушёл.

***

Терещенко и Коновалов находились под домашним арестом каждый в своём доме, словно нашкодившие дети. Весьма важные, богатые и опасные дети. Керенский таким образом специально оборвал их связи со всеми до завершения расследования.

В принципе, это была отговорка, так как он уже многое знал и ещё больше понимал. Но если играть, то по-крупному, а если притворяться, то полностью. Первым, с кем Керенский бы хотел переговорить, оказался Терещенко. К нему Керенский, переодевшись в солдатскую форму, отправился в кабине грузовика с охраной. Сейчас он решил не дразнить оставшихся на воле боевиков своей настоящей физиономией.

Терещенко был вроде удивлён, а вроде и нет. Он выражал мало эмоций и был несколько холоден со всеми, чем-то напоминая в этом князя Юсупова. Керенского по приезду сразу же приняли и провели в огромную гостиную, освещенную большой вычурной люстрой.

— Чем обязан, господин полицейский? — холодно поинтересовался Терещенко.

— А вы, я смотрю, решили по старорежимному со мной заговорить, напрасно, напрасно. Я всячески ищу в вас положительные моменты, чтобы избавить себя от беспочвенных подозрений, а вы, наоборот, пытаетесь укрепить мой рассуждения в негативном ключе. Я бы, на вашем месте, так не поступил.

— Но вы ведь не на моём месте?

— Нет и никогда не буду. Со мной разговор будет короткий, в случае чего. Раз! И к стенке! Никто не будет распотякивать со мной, слишком опасная я для многих личность. Вы это также знаете и понимаете, поэтому откинем уничижительные экивоки и приступим к делу.

Терещенко красноречиво промолчал.

— Ну, что же, буду откровенен с вами и времени много не потрачу. У вас его много, а у меня совсем чуть-чуть. Дела, знаете ли…

— Кто будет новым председателем правительства? — неожиданно в лоб спросил Терещенко.

— Щегловитов.

— Понятно.

Керенский поймал себя на мысли, что в этом разговоре не он хозяин положения, а его собеседник. Не меняя выражение лица, он продолжил разговор, но уже совсем в другом ключе.

— Хорошо, что вам всё понятно, Михаил Иванович. Надеюсь, вы также понимаете, что из-за множества ошибок, допущенных вашей партией, вы рискуете лишиться всего? Если не понимаете, а по выражению вашего лица я могу сделать только такой вывод, то я вам объясняю, что во всех газетах наше правительство названо министерством предателей-капиталистов и предателей-евреев, и только ваш покорный слуга имеет честь быть наедине с народом. Представляете, как это сложно? Но я справился, теперь ваша очередь.

Скажу сразу, что сейчас принимаются поистине беспрецедентные меры для спасения еврейского народа от гнева разъярённой толпы. И кто бы вы думали, спаситель? А таки я. Спасу я и вас. Рябушинские в Москве уже поняли, что всё их семейство под угрозой и готовы на любые мои условия, если их жизни будут спасены. Вы же мне нужны для одного дела.

Терещенко молчал, не торопясь, потом спросил.

— Что же вы мне хотите предложить? И зачем?