Конец партии

Керенский уже привык к такому режиму, он научился спать урывками и даже иногда мог делать это с закрытыми глазами. Десять-пятнадцать минут давали отдых мозгу, срывая с него тупую сонливость. Пройдя фазу быстрого сна, организм снова начинал работать как часы. Это помогало.

В очередной раз в дверь постучался поручик Аристархов, за его спиной выглядывала голова Коновалова.

— Александр Фёдорович, к вам гости. Господин Коновалов очень настоятельно просит.

— Так пропускай скорее, — Керенский прищурил глаза. Коновалов сам к нему пришёл, значит, это не просто так. А может, и просто так. Всё же, Коновалов был ему другом и сам по себе казался неплохим человеком.

— Саша! К тебе не прорваться. Ты обложился со всех сторон людьми. Сначала ординарец, потом адъютант, и вот, наконец, я к тебе смог прорваться.

— Так ты бы позвонил, Иваныч.

— До тебя не дозвониться. Барышня на телефонной станции говорит, что ты постоянно занят. Проще было прийти самому.

— Согласен, слушаю тебя, мой друг.

— Может быть, ты предложишь мне сесть.

— Конечно, присаживайся, просто я занят.

— Ничего, я ненадолго. Саша, мне нужно с тобой переговорить о судьбе нашей страны, это целиком в твоих интересах. У меня есть предложения от московских купцов и промышленников. А они уполномочены для этого всеми остальными. Это нужно нам, это нужно тебе, это нужно стране.

Керенский только покачал головой.

— Удивлён. Весьма… У тебя есть от них конкретные предложения?

— Да.

— Ясно, тогда завтра в девять утра я жду тебя в Смольном, тебя проведут ко мне, там всё и обсудим.

— Хорошо, тогда до завтра.

Керенский пожал руку Коновалову и вернулся к своим делам.

На следующее утро Коновалов в назначенное время был уже у Керенского. Обменявшись приветствиями, они уселись друг напротив друга.

— Ну, что же, слушаю тебя внимательно, Александр Иванович. Ты очень сильно меня заинтриговал.

— Нет, по части интриг — это к тебе, Саша, а не ко мне. Я всего лишь купец и фабрикант, умею организовать производство товара, умею его продать. А ты по другой части. Я уполномочен говорить от всех трёх министров: себя, Терещенко, Второва, братьев Рябушинских, а также от множества заводчиков и фабрикантов, чьё мнение я выражаю сейчас.

— Интересно. Так, и что вы все хотите мне предложить?

— Прежде всего, чтобы ты нам доверял. Мы уже давно поняли, с какой целью ты поменял охрану на заводах, заменив её на латышских стрелков. Они по слухам преданы, прежде всего, тебе, не знаю, правда, за что. Но это мне не важно.

— Не спорю, но это вынужденная мера, и я просто подстраховываюсь на случай локаутов и забастовок рабочих. Рабочие постоянно чем-то недовольны: то низкими зарплатами, получая уже в три раза больше, то рабочим днём, который длится сейчас восемь часов. Это пора прекращать, государству подобное поведение совсем не выгодно. Так что, это сделано в ваших же интересах.

— Допустим, — не стал спорить Коновалов, — но я хотел бы тебя уведомить, что мы ни в коем случае не хотим, чтобы ты лишился своего поста. Наоборот, мы готовы всячески тебе помогать на твоём пути к власти, надеясь на взаимность.

— То есть, вы хотите заручиться моей поддержкой, чтобы занять место у власти.

— Можно и так, конечно, сказать, но это очень грубо и примитивно. Всё гораздо сложнее. Мы терпим огромные убытки, и конца и края этому не предвидится. Никто из нас больше не уверен в своём будущем, и это тоже огромный аргумент за тебя. В этой стране больше некому решить судьбу всей России.

Я внимательно следил за тобой и пришёл к выводу, что ты победил в межпартийной борьбе, несмотря на Гражданскую войну в Финляндии, пылающую совсем рядом с нами. Разумеется, сейчас всё поставлено на кон, нам предстоит наступление, и если оно состоится, мы уже сможем требовать от союзников уважения к нам. А если мы сможем добиться успехов на войне, то значит выкарабкаемся.

Керенский удивился.

— Не ожидал от тебя, Александр Иванович, такого глубокого анализа. Да, спасибо за напоминание, я упустил из виду то, что народ надо настраивать на последний бой. Самый тяжёлый бой, после которого уже будет мир. Надо осветить этот вопрос в газетах, провести несколько митингов. Обязать местные власти провести их во всех мелких и крупных городах, поддерживая наступление. И сделать это не в последнюю очередь с помощью рабочих, которые трудятся на ваших же предприятиях, Саша.

На каждом углу должны кричать, что это наш последний и решительный бой. Из каждого окна раздаваться патриотические лозунги: «Да здравствует свобода и мир!». Отличный лозунг, сам только что придумал, — похвалил себя Керенский. — Спасибо, что натолкнул меня на это. Завтра же я дам указание, чтобы все газеты вышли с патриотическими воззваниями, а лозунги интернационала пора прекращать, они вредны и не нужны нам.

— Да, я безусловно согласен с тобой, — Коновалов слегка улыбнулся, сразу став похожим на добродушного Винни пуха.

— Вот видишь, как хорошо! — Керенский вскочил и, приглаживая рукой волосы, торчащие ёжиком, стал возбуждённо расхаживать по кабинету.