Он еще несколько секунд стоял неподвижно, держа руку на весу и, кажется, с трудом переваривая, что его только что отшили. А затем на его лице появилось обиженное выражение, как у мальчика, которому обещали подарить торт, а в итоге оставили довольствоваться одной лишь пустой коробкой.
- Э-э-э… - в этот момент красноречие депутата Сен-Жюста, видимо, решило пойти прогуляться. Не замедлив придать себе оскорбленный вид, я повернулась к зеркалу и принялась сама сооружать из галстука бант. Краем глаза я посматривала, что будет делать ошеломленный приятель, чтобы в случае чего иметь возможность вовремя улизнуть, но он, что удивительно, не стал злиться. Скорее, он был удивлен.
- Натали? - он снова подступился ко мне, но я раздраженно повела плечами. Он остановился на расстоянии.
- Я думал, ты тоже хочешь, - неожиданно выдал он. У меня подрагивали пальцы, бант все не получался, и я сочла за лучшее промолчать. Антуан вздохнул и положил руку мне на плечо. Впору было сердито сбросить ее, но я не стала этого делать, ибо в жесте этом, как ни странно, не уловила ничего двусмысленного.
- Да я не заставляю, - проговорил он обиженно, понаблюдав за моим лицом. - Чего ты отворачиваешься? И давай я тебе все-таки галстук завяжу, а?
Я хотела ответить “нет”, но только-только готовый затянуться бант в очередной раз рассыпался в моих руках, и я с обреченным видом повернулась обратно к Антуану.
- Ладно, давай. Только руки не распускай.
- Понял, понял, - слегка повеселел он.
Перед выходом портной вручил нам исписанную бумагу, но я не успела даже разглядеть ее - Антуан перехватил листок первым. Мгновенно он проскользнул по написанному взглядом и едва слышно присвистнул.
- Что? - я тут же приподнялась на цыпочки, стремясь разглядеть содержимое бумаги. - Что там?
- Да ничего, просто счет, - он протянул листок мне, и я увидела, что тот весь испещрен цифрами: пока мы с Антуаном выясняли отношения, портной составил целую смету. Итоговая сумма заставила меня закусить губу. Вышло даже больше, чем дал мне Робеспьер, хотя мне казалось, что мне пошьют только самое необходимое.
- Не пойму, - Антуан сосредоточенно хмурился, - то ли это шелк на подкладку так влетел, то ли тот батист…
- Предоплата - треть суммы, - дипломатично пояснил портной. Антуан крякнул.
- Это-то хорошо, только… вы те две рубашки не из батиста пошейте. Из чего попроще. Ладно?
Видно было, что ему чертовски неудобно говорить, что у него нет денег, но что нам еще было делать? Просить у Робеспьера сверх уговоренной суммы я не стала бы даже под страхом смерти. Портной, на счастье, не позволил себе даже самой маленькой ироничной улыбки, просто вычеркнул в смете одну строчку, и мы наконец-то выбрались на улицу.
- Вот же жук, - Антуан просто пылал, - шьет он отлично, но просто не может не надуть…
- Думаешь, он нас обманул? - осведомилась я, доставая из кармана сигареты - после нашей пьянки у меня осталось всего три, и от этого меня вновь накрыло волной тоски. Как будто рушилась последняя, хрупкая ниточка, соединявшая меня до сих пор с родным, привычным миром.
- Я не в том смысле, - ответил Антуан. - Он же знает, я ненавижу выставлять себя нищим. А все равно так и норовит ткнуть носом…
- А сколько вообще зарабатывают депутаты? - странно, что этот вопрос раньше не пришел мне в голову. Хотя, приди он хотя бы вчера, я бы точно ни за что не взяла у Робеспьера деньги.
- Восемнадцать ливров в день, - отозвался Антуан. - На самом деле - сущие гроши. Еще год назад эти деньги хоть что-то стоили, сейчас же - мелочь, разве что попрошайкам подавать…
Я внимательно посмотрела на него. В моей жизни, особенно в тот ее период, что я работала на одну коммунистическую газетенку и занималась сбором компромата на власть имущих, мне довелось иметь дело со множеством депутатов, и решительно ни один из них на безденежье пожаловаться не мог. А Антуан не просто жаловался - он делал это совершенно искренне.
- Ну… - я долго думала, как бы выразить свою мысль так, чтобы не обидеть приятеля. - А остальные, кому надо содержать семьи… они же как-то выкручиваются?
Антуан хмыкнул.
- Выкручиваются, конечно. На Дантона посмотри - у него в Париже дом, где-то в деревне - еще дом.
“Нормально мужик устроился, - подумала я, вспомнив гороподобного оратора. - Не хватает экипажа с мигалкой, ну и счета в швейцарском банке вдобавок”. А Антуан, кажется, был опасно близок к тому, чтобы взорваться.
- Об ужинах у него весь Париж гудит, - возмущенно говорил он, кажется, даже не мне, а какому-то невидимому слушателю, - и вообще дела у него идут отлично. Думаешь, он на восемнадцать ливров в день живет? Ну конечно.
- Нет, конечно, - спокойно ответила я. - Таскает из казны, наверное.
- Вот! - воскликнул Антуан гневно. - Таскает из казны! Ворует у народа! И ты так спокойно говоришь об этом?
Мне лень было объяснять, что в моем понимании любой чиновник - вор по определению. Потому что для меня это было так же естественно, как то, что небо голубого цвета, а для Антуана, кажется, нет.